Владимир Зима - Исток

— Что за чушь?! — громко воскликнула Евдокия. — Ведь ты победитель!.. Весь мир стал твоим.

Ну да, весь мир, подумал в испуге Василий. Это она спьяну так говорит, а наутро император прикажет казнить бедного возничего, и ведь сожгут в бронзовом быке на форуме Тавра, как государственного преступника, не дадут даже слова сказать в оправдание.

А Евдокия была настойчива, её руки были ласковыми и бесстыжими, пальцы тискали и щипали крепкое тело Василия, а когда Евдокия наткнулась на золотое блюдо, подвязанное к животу, на какое-то время она замерла в растерянности, затем вдруг расхохоталась во весь голос, повизгивая, трясясь всем телом, прикрывая рот обеими ладонями и не в силах сдержать рвущийся изнутри гомерический хохот.

— Замолчи, умоляю тебя, ты меня погубишь! — простонал Василий, не на шутку перепугавшись.

Он представил, что сейчас прибегут сюда люди, увидят его вместе с любовницей императора, и монарх без излишних выяснений, кто прав и кто виноват, повелит казнить его на месте за прелюбодеяние, которого не было.

Однако минута утекала за минутой, а под куст, где лежали Василий и Евдокия, никто не заглядывал. Похоже, что в этой обители разврата на громкий хохот и визг Евдокии никто даже внимания не обратил.

— Выбрось немедленно эту дрянь! — постепенно успокаиваясь, посоветовала Евдокия негромко и презрительно. — Слышишь, немедленно!

— Это не дрянь, — попытался несмело возразить ей Василий, держась обеими руками за блюдо. — Это золото...

— Это — дрянь! — упрямо повторила Евдокия, выцарапывая своими пальцами блюдо из-за пояса Василия. — А если ты будешь мне сопротивляться, я сейчас позову своих стражников...

Василий в испуге ослабил хватку, Евдокия вытащила блюдо и со смехом забросила его в кусты.

— Не бойся, я никого не стану звать, — заметив, как весь напрягся Василий, сменила тон Евдокия. — Не бойся меня, победитель... Хочешь, я осыплю тебя золотом с головы до ног?.. Хочешь?.. Ты только скажи...

Василий повернул голову, увидел, что блюдо валяется неподалёку, осторожно потянулся за ним, подтащил поближе, пристроил у себя под головой.

— Победитель... Не будь таким серьёзным... Не упускай свой шанс! Ну, говори, чего бы ты желал сейчас?

Собравшись с духом, Василий заглянул в глаза Евдокии.

Против ожидания, глаза были трезвыми и спокойными.

Красавица любовалась им, она улыбалась ему.

Василий вдруг понял, что приобрёл какую-то власть над этой женщиной и что она готова действительно исполнить любое его желание.

От внезапной догадки у Василия неровно заколотилось сердце, он бережно провёл рукой по бархатистой щеке Евдокии, а она, вместо того чтобы с презрением оттолкнуть грубую мозолистую ладонь возничего, принялась покрывать её жаркими поцелуями.

Потом ласковые персты Евдокии сплелись на затылке Василия, он почувствовал жар её дыхания, и её губы — влажные, жадные, нетерпеливые, горячие — впились в губы ошалевшего македонянина.

Незадолго до рассвета Евдокия вздохнула сонно и сладко:

— Господи, как быстро ночь пролетела!..

Василий с трудом представлял себе, о чём следует говорить в подобных обстоятельствах, и почёл за благо смолчать, зарывшись лицом в ароматные волосы Евдокии.

— Птицы поют славу Господу... — сказала Евдокия. — Светает... Победитель, отчего ты молчишь?

Вместо ответа Василий ласково поцеловал её в шею.

— Ты всегда будешь таким молчуном?.. Я привыкла, чтобы меня забавляли беседами... Впрочем, друг мой, молчание тоже имеет немалую цену! Умение молчать — одно из главнейших достоинств, которые ценятся при дворе.

— Какое мне дело до того, что ценится и что не ценится при дворе? — осмелев, усмехнулся Василий.

Однако открыть глаза и взглянуть на свою соблазнительницу при свете утра отваги у победителя всё же не хватило.

Василию ещё казалось, что с наступлением дня все ночные чары развеются и его непременно изгонят из этого уютного рая.

— А мне кажется, тебе был бы к лицу парадный наряд императорского гвардейца, — задумчиво сказала Евдокия.

Василий вздохнул, откинулся на спину и открыл глаза.

В небе догорали зеленоватые звёзды, постепенно бледнея в розовых лучах нарождающегося дня.

Какая из этих звёзд была моей? — подумал Василий, оглядывая небосвод.

Какая звезда принесла победу в ристаниях?

Какая звезда подарила волшебную ночь в объятиях Евдокии?

— Что же ты опять замолчал? Разве ты не желал бы служить при дворе императора и видеть меня всякий раз, когда я того пожелаю?

— Служить при дворе? Эта честь не про нас.

— Но ты хотел бы видеть меня?

— Да, — признался Василий.

— Прекрасно, — промурлыкала Евдокия. — Для начала обними меня крепче, мой победитель... Боже мой, какие у тебя сильные руки!.. Мне хочется быть кобылицей, чтобы ты укрощал меня... Сможешь?

— Если прикажешь, я всё смогу!

— Ты изменяешься не по дням, а по часам, — одобрительно заметила Евдокия. — Как зовут тебя, победитель?

— Василий.

— Василий!.. Красивое имя... Царское имя... Уж я позабочусь, чтобы ты сегодня же стал стратором! Ах, как хорошо...

О том, чтобы попасть в число императорских конюших, Василий не мог и мечтать, но сейчас, слушая вкрадчивый шёпот красавицы, Василий поверил в то, что это возможно. И что совершится волшебное превращение совершенно легко, без малейших усилий с его стороны. Нет, наверное, что-то придётся сделать...

Василий хотел спросить у красавицы, что ему предстоит совершить, чтобы поступить на придворную службу, но услышал лишь тихое дыхание — прекраснейшая из женщин безмятежно спала.

Чувствуя в теле сладкую истому после любовных трудов, Василий осторожно потянулся, с наслаждением зевнул и вдобавок ощутимо ущипнул себя, чтобы удостовериться — не сон ли это?

Спустя немного времени Василий пошарил рукой по мягкой траве, нащупал своё блюдо и кошель с литрой золота. Неловким движением он разбудил Евдокию, и она, едва проснувшись, едва взглянув на него, вновь будто обезумела от страсти, принялась покрывать исступлёнными поцелуями обросшее ночной жёсткой щетиной лицо Василия, шептала жаркие бессвязные слова, вдруг вцепилась острыми ногтями ему в спину, словно намеренно старалась причинить ему боль, и сама эта боль была сладкой, и Василий позабыл про все страхи и опасения, позабыл про всё на свете...

Правду всегда забывают, а чтобы в истории не оставалось пробелов, вместо правды сочиняют легенды, красивые и романтичные, которые даже больше походят на истину. Красота легенд служит лучшим доказательством их истинности. Много лет спустя император Константин VII Багрянородный напишет иную историю возвышения своего деда — очень красивую, но, увы, неистинную...