Владимир Зима - Исток

Были ратники усталы и разгорячены недавней схваткой. Иные стонали, истекая кровью, сочившейся из-под кольчуг. Таких на руках уносили в гридницу, откуда по двору растекался приторный запах ведовских настоев.

Воевода Твердислав спешился у колодца, припал к бадейке и долго, не отрываясь, пил ледяную воду.

Выпрямился, устало провёл ладонью по лицу, зачем-то подёргал длинный ус и лишь затем обратился к Олдаме:

— Полочане большой дружиной пришли... Скоро тут будут... Нас тут на засеке собралось слишком мало, чтобы с ними биться, однако слишком много, чтобы держать оборону из-за стен. Если полочане нас обложат, до весны с голодухи сдохнем. Надо брать брони, уходить на Княж-городок. Повели, чтобы боярин Гаган со своими отроками отход наш прикрыл...

— Умение уберечься от угрожающей несправедливости — вот первейший признак умного человека. Мы — глупцы!.. Не радели о защите своих пределов, за то и поплатились... — сказал Олдама и ожесточённо сплюнул. — Дружина моя!.. Мы победим полочан!..

Самое главное — не поддаться панике, сказал себе Олдама.

Не дать воинам почувствовать, что их предводитель растерялся.

Князь должен заразить своей энергией ближайшее окружение, а уже эти люди должны донести этот огонь до каждого воина.

Призадумался дреговичский князь князей Олдама. В глубине души до последней минуты надеялся, что вернётся воевода Твердислав и развеет все страхи и опасения. Теперь же дело обернулось так, что впереди небогатый выбор — либо неволя, либо смерть.

— Если полочане большой дружиной пришли, на дреговичах не успокоятся, и до кривичей и до радимичей доберутся... — задумчиво сказал боярин Гаган.

— На радимичей они, пожалуй, поостерегутся пойти, — возразил ему Твердислав. — Радимичи подались под руку Дира Киевского... Не схотят полочане Дира обижать.

— Может, княже, и нам попросить защиты у Дира? — несмело спросил сотник Радим.

— Да чтоб у тебя язык отсох! — гневно выкрикнул боярин Гаган. — Провалиться тебе под землю за такие речи!..

Не разумея причины неожиданного боярского гнева, сотник угрюмо пожал плечами. А Гаган продолжал, всё более распаляясь:

— Эк, рассудил, недотёпа!.. По своей воле голову в ярмо совать?.. Лучше Олдаме быть вольным князем дреговичским, чем в холопах у Дира Киевского... Братья, верно я говорю? Все берите оружие, потянем за землю дреговичскую!..

Князь Олдама приободрился от таких речей, будто бы даже ростом повыше сделался.

— Оно, конечно, вольным князем любо быть, — сказал воевода Твердислав. — Сам себе голова, никому не кланяйся... А если в битве Олдама сложит буйну голову, кто на княжеский стол сядет?.. Гаган, брат его...

— Ты чего, чего? — закричал Гаган, и все увидели, как покрылось пятнами и побагровело его лицо. — Говори-говори, да не заговаривайся!.. Разве могу я желать смерти брату своему?

— Оставайся на засеке, Гаган, — невозмутимо продолжал воевода. — Будена сам себе вольным князем... Как обложат тебя полочане со всех сторон, призадумаешься, что лучше — живу быть, хотя и в меньшей чести, либо помирать по вольной воле. Решай же, князь Олдама, не медли... Времени у нас вовсе не осталось! Ещё час-два, и полочане придут на Гаганову засеку...

— Седлать коней! — приказал Олдама. — А ты, Гаган, выводи свою рать на дорогу и держи полочан. И знай: коли пропустишь Милорада на мой след — не взыщи!.. Головой ответишь!

После княжеского приказа поднялась кутерьма — из конюшни выводили коней, нагружали на них перемётные сумы с овсом и снедью, спешно снаряжали небольшой обоз с мягкой рухлядью, тут же ратники облачались в доспехи, словно через минуту им предстояло принять бой.

Ещё до захода солнца старшая дружина князя Олдамы вышла за ворота Гагановой засеки, прогрохотала копытами по мосту и спустилась на запорошенный снегом лёд Березины.

Мчались прочь княжеские пасынки, немилосердно нахлёстывая лошадей, с опаской поглядывая то на дорогу, то на темнеющие небеса, ожесточённо нашёптывали слова молений, обращённые к дреговичским божествам.

Следом за ратными людьми и медлительный обоз потянулся. В середине санного поезда на розвальнях отыскалось место и для Ждана. Будь что будет, сказал себе юныш. Отца здесь не сыскать, он у киевского боярина Могуты. Раз так, буду добираться хоть до Киева, хоть до подземного царства...

Три недели кряду неслась дружина князя Олдамы по льду реки Березины, затем спустилась на днепровский зимний путь, и однажды в полдень на высоком правом берегу показались неприступные городские стены и башни стольного города полян.

Перед дреговичской дружиной воротная стража наглухо затворила тяжёлые створки и даже подняла навесной мост.

Усмехнулся про себя князь Олдама — даже киевский правитель опасается нежданных гостей, даже великий каган Дир в такое время не может быть спокоен за свои владения.

Значит, нелёгкая пора настала не только для дреговичей, но для всех славян...

— Кто такие? Куда путь держите? — прокричал сверху воротный стражник.

— Дреговичский князь князей Олдама бьёт челом великому кагану киевскому Диру, — зычно ответил воевода Твердислав.

Призадумался воротный стражник, затем решил:

— Пускай сам Олдама заходит, а остальным ждать тут до его возвращения.

С Олдамой в город пропустили воеводу Твердислава и двух отроков, которые вели в поводу доверху навьюченных лошадей с подарками.

По Киеву дреговичей сопровождала дюжина ратников, глядевших на незваных гостей настороженно, словно во всякую минуту ожидая подвоха.

У ворот Детинца дреговичей потомили самую малость из-за несговорчивости Олдамы, когда гриди вначале не хотели впускать его вооружённым, затем явился боярин Тур, позволил и Олдаме быть при оружии, и воеводе Твердиславу.

Наконец гриди провели дреговичей к терему Дира — самому высокому, самому нарядному. В разноцветных стеклянных окнах переливались солнечные отблески — не то что мутные бычьи пузыри на Гагановой засеке...

Олдама и Твердислав безропотно дожидались, пока их пригласят к Диру, понимая, что с ними обходятся весьма уважительно, допуская до великого кагана тотчас же. Прискачи к самому Олдаме кто-то из соседей да попади под дурное настроение, заставил бы дожидаться не меньше недели.

На крыльцо вышел дородный боярин в собольей шубе, небрежно махнул рукой, призывая дреговичей следовать за ним. Важно шёл он по запутанным ходам и галереям княжеского терема, то ли для того, чтобы сбить с пути Олдаму, то ли чтобы достаток Дира показать.

Жил киевский князь богато, показать было что — и ковры, и дорогие светильники, и изукрашенные драгоценными каменьями стены, и отменное вооружение воинов.