Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Доброгост возразил:

— Не поспеешь. Теперь жди, когда ополчение соберётся, с ним и отправишься — проку больше.

В тревожном ожидании тянулось время. С утра люд уже был на стенах, смотрели на юг, туда, где в трёх-четырёх конных переходах лежала Дикая степь, страшная своей непредсказуемостью, жестокостью кочевников...

И они пришли. На шестые сутки, когда солнце перевалило за полдень, закричали дозорные:

— Эвон, гляди, объявились!

Лада тоже увидела печенегов. Сначала это была малая точка, но вскорости она увеличилась, расползлась грязным пятном и вот уже заполнила собой всё пространство от Днепра и насколько хватало глаз в сторону древлянского края.

— Вся степь явилась! — загомонили на стенах.

— Вишь какую силищу собрал проклятый Кучумка!

Валом перекатываясь по землям полян, орда подступила к Киеву. Зажав в руке лук, Лада смотрела, как близилась конная лава, а за ней, поднимая тучи пыли, двигались кибитки и стада.

— Держись, народ киевский! — раздался голос воеводы Никифора.

Затрубили трубы тревогу, и, впустив последних воинов, закрылись все городские ворота. Встали ратники на стенах, зажглись костры под чанами, и вскоре забулькала смола, закипела вода.

Подбадривая ратников, по стене проходил Олег. Князь был спокоен.

— Нам, русичам, убояться печенегов? — говорил Олег. — Аль не бивали мы их?

А накануне он сказал боярам и старейшинам:

— Печенеги попробуют взять город приступом, но мы отобьёмся. Мы выстоим, даже если Кучум попытается сломить нас измором. Киев должен продержаться, пока не явится подмога, и тогда мы выйдем за стены и сразимся с печенегами...

Орда накатывалась на город медленно, чудищем устрашающим. Передовые отряды подтягивались, останавливались у южных и северных ворот, скапливались у центральных. Вот отделилось несколько всадников, заулюлюкали, засвистели, помчались к стенам, остановились чуть дальше полёта стрелы, загорячили коней. Один из печенегов, подбоченившись, закричал по-русски:

— Конязь Олег, выходи, хан великой орды Кучум подарит тебе жизнь! Не выйдешь, на аркане потянем, и будет конязь урусов собирать помёт для наших костров!

Печенеги захохотали, а со стены пустили стрелы, но ни одна не достигла цели. Печенеги погрозили плётками. Урхо, стоявший рядом с Ладой, сказал:

— Стреляй, княгиня, я свой лук знаю.

Подняла Лада лук, натянула тетиву. Стрела сорвалась, понесла смерть. Печенег, кричавший обидное, закачался, завалился набок. Товарищи поддержали его и, повернув коней, убрались от стен.

Конь вынес Кучума к обрыву и застыл. Внизу широкой лентой будто уснул Днепр, не видно его течения.

А на той стороне зеленели редкие сосновые леса. Поодаль от хана остановилась стража. В руках рослого печенега бунчук, на разукрашенном древке конский хвост.

Свирепа ханская стража, немногословна. Кучум не терпит многословных. Если у печенега язык не знает меры, он должен родиться женщиной.

Хан недвижим и гордо сидит на коне. Его мысли подобны парящему в небе орлу. Взмах крыльев — и новая мысль. Кучум зол, и мысли у него злые. Великой силой осадил он Кий-город, но князь Олег не открыл ворота, а русов не испугало многочисленное воинство. Больше месяца прошло, как стала орда у Кий-города, не один раз лезли печенеги на приступ, взбирались по приставным лестницам, оказывались на вершине стен, и каждый раз, когда Кучум уже думал, что наконец-то Кий-город будет взят, русы отбивались. Печенегов сбрасывали со стен, били мечами и кололи пиками, рубили топорами и убивали шестопёрами, обваривали смолой и кипятком, а отразив, кричали обидное:

— Эй, погань косоглазая, приходи, ещё угостим!

Калёные печенежские стрелы с пучками горящей просмолённой травы роем летели на город, зажигали пожары, но русы тушили их. Печенеги выжгли Подол и погосты вокруг Кия-города. Сгорело Предславино, но русы не сдавались. Отряды печенегов ходили к древлянам, достали дреговичей, но земля была пустынна, и в погостах никто не жил. Пустыми оказались и городки. Дозоры выведали — русы собираются у Смоленска-городка. Кучум посмеялся: они сбиваются в кучу, как стадо баранов.

— Когда мы возьмём Кий-город, я поведу вас к Смоленску, — говорил хан темникам и тысячникам. — Там урусы ищут спасения от наших сабель, но мы достанем их.

И он раз за разом, днём и ночью посылал воинов на приступ, гнал их плетью, но результат был один. Каждый вечер печенеги сжигали убитых. Сколько их погибло, Кучум не велит считать, и так печенеги неохотно лезут на стены. Но сколько бы ни сопротивлялись русы, он заставит князя Олега сдать город, и тогда им не будет пощады.

Вдалеке загремел гром. Кучум оглянулся. Из-за леса выползала туча. Она напоминала печенежскую папаху [96] Папаха — высокая меховая шапка (кумыкск.). из чёрной овцы. Яркая молния перерезала тучу, и снова зарокотал гром. Хан повернул коня и зарысил к становищу.

Обложной дождь лил всю ночь, лишь утром небо очистилось и засверкало солнце. Оно было яркое, большое, и крупные дождевые капли на листьях заиграли, заискрились.

По скрипучим ступеням Олег поднялся на верхнюю смотровую площадку воротной башни. Орда пришла в движение. Спешившись, печенеги подтягивались к стенам, тащили лестницы: они готовились к новому приступу. А позади, не ближе двух полётов стрелы, где стоят печенежские вежи, горели костры под треногами, в казанах варилась еда.

Когда оттуда тянул ветер, в голодный Киев доносился дразнящий запах баранины или конины.

На продуваемом холме расположилась просторная белая вежа Кучума, тут же на шесте его бунчук. Вокруг юрты его жён. Иногда Олег видел Кучума. Он коренаст, сутул и в летах. Князь определил это по тому, как хан садился в седло. Нет той лёгкости, с какой молодой печенег взлетает на коня.

Печенеги упрямы и злы, а Кучум убеждён: продовольствие в Киеве скоро закончится и тогда киевляне откроют ворота.

Но печенегам неизвестно, что прошлой ночью, в грозу, их стража потеряла бдительность и в Киев на однодревке пробрался гонец от воеводы Ратибора. Он уведомил Олега, что у Смоленска собрались древляне и дреговичи, на подходе боярин Путша с вятичами и радимичами, а как дождутся новгородцев, так и двинутся к Киеву.

Этого часа ждал князь, ждал и воевода Никифор, и дружины, ожидал весь люд киевский. Олег принял решение: как побегут печенеги, он станет преследовать их не только на земле Полянской, но и в Дикой степи. Не зная пощады, убивать всех, кого настигнут, чтоб надолго запомнила орда, как ходить войной на Русь.

Похудел Евсей, волосы растрепались, а холёная борода вскосматилась. Он давно потерял счёт дням, проведённым на стенах.

Вместе со всеми Евсей оборонял город. Его тяжёлая дубина обрушивалась на головы печенегов, которые карабкались на стены по приставным лестницам.