Юрий Тубольцев - Катон

"Мы хотим биться до конца! - кричали они. - Лучше погибнуть рядом с тобою, Катон, чем жить среди цезарей! Ты, Катон, показал нам, что человек может стоять выше всякой удачи и самой судьбы, и мы не желаем спасать свои жизни ценою предательства столь высокой доблести!"

Катон все с тем же просветленным спокойствием человека, живущего кос-мическими масштабами, возвратился на трибуну, чтобы в искрящемся огне эмоций выплавить сталь защитной брони Республики. Он по-деловому перечислил имеющийся боевой потенциал и объявил, что оружия и оборонительных машин много, а недостает бойцов.

- Рядовые жители Утики ненадежны и не хотят воевать, - говорил он, - а насильно патриотом не станешь. Нам же нужны люди, заинтересованные в успехе нашего дела.

- Надо издать указ об освобождении рабов! - поняв, к чему клонит Катон, предложили пунийские римляне.

- Рабы, получившие от нас свободу, действительно могли бы усилить войско, - согласился Марк, - однако такой закон неправомерен. Мы не можем действовать насилием и вмешиваться в отношения господ и рабов. Отстоять свободу Отечества могут лишь люди, добровольно вставшие на путь борьбы. Поэтому мы не будем отбирать у хозяев их достояние, но если они сами пожелают отпустить на волю своих рабов, то лучших из них мы обязательно включим в легионы.

Слова Катона вызвали новый всплеск воодушевления, и чуть ли не все члены совета заявили о готовности пожертвовать рабов на благо государства.

Катон с прежней невозмутимостью развернул свиток и призвал добровольцев расписаться под своими заявлениями. Однако его руки при этом тряслись. И, как вскоре выяснилось, не без основания: документально подтвердить свой энтузиазм согласились далеко не все. Многие же вдруг замешкались, потупили очи и потеряли руки в складках дорогих одежд, а другие, наоборот, заспешили, осененные внезапным воспоминанием о неотложных делах.

Выжав из этой прижимистой публики все, что стоили ее добрые порывы, Катон свернул свиток и вышел из зала вместе со своими друзьями, предоставив пунийской знати возможность самостоятельно осмыслить создавшееся положе-ние.

Оказавшись в своем кругу, без посторонних, соратники Катона принялись поздравлять его с невероятным успехом.

- Эти пунийцы должны были сцапать нас и выдать Цезарю с великой выгодой для своих сундуков, - говорили они. - Ты же, Марк, не только лишил их прибыли, но заставил раскошелиться еще! Хитрых воришек, стяжателей по ремеслу и мировоззрению ты чудодейственным образом превратил в римских сенаторов времен Цинцината!

- Это потому, что я обращался с ними как с людьми, а не как с пунийцами, - устало сказал Катон. - В том наша беда, что мы утратили собственную природу. Мы отказались от естественных взаимоотношений и отделились друг от друга деньгами и прочими искусственными знаками корысти, тогда как истинное богатство для человека - природный мир, а в нем - люди.

Сенаторы переглянулись и пожали плечами.

- Катон, ты уже среди римлян, а не в толпе африканцев, - заметил один из них, - расслабься, здесь некого агитировать и обрабатывать, если не сказать, дурачить.

- Вот я и говорю, мы утратили естественность, основой которой является искренность, - недовольно отреагировал Марк. - Я никогда никого не обрабатывал и не дурачил. Просто я всегда стараюсь взывать к лучшему, что есть в людях, тогда как все остальные поступают наоборот.

Помолчав, он добавил:

- Однако надо действовать, времени мало. Как мы убедились, в пунийцах тоже сохранилось доброе начало, но прежде всего они пунийцы, и вскоре в них возобладает торгашеская натура.

Катон пошел в порт, чтобы уточнить состав наличных кораблей и проверить их состояние. Там он, как обычно, тщательно записал все, что его интересовало, а потом встретился с купцами. Их он настоятельно просил не покидать город и быть готовыми к принятию груза или пассажиров.

Вернувшись в свою резиденцию, Катон застал там гонцов от Юбы и Метелла Сципиона. Как оказалось, Юба с кучкой столь же прытких всадников, как он сам, скрывается в горах и, влача жалкое существование, всю оставшуюся царственность вложил в письмо. В своем послании он солидно рассуждал о перспективах продолжения войны. Однако, если, прибыв в лагерь Сципиона, он заставил его сменить пурпурную тогу полководца на белую, то с Катоном заводить речь об иерархии не посмел. Курчавый нумидиец почтительно спрашивал, какое решение примет строгий римлянин, и сообщал, что будет ждать его в горах, если он оставит город, и прибудет с войском к стенам Утики, если Катон предпочтет дать врагу бой на укрепленной позиции. Метелл с небольшой эскадрой спрятался за крутым мысом неподалеку от Утики и тоже интересовался мнением Катона относительно дальнейших действий.

Поразмыслив над сложившейся ситуацией, Марк не дал никакого ответа, а просто задержал послов. Увы, собственных войск в Утике было очень мало, так как основные силы Катон отправил в легионы Метелла, а потому все зависело от горожан. Если бы сейчас в Утику прибыл Метелл, это удвоило бы пунийцам соблазн совершить предательство, а появление у стен нумидийцев, извечных врагов жителей пунийских городов, вызвало бы панику. Катон решил дождаться решения пунийского совета и поступить в соответствии с его выбором.

Тем временем римские пунийцы совещались за закрытыми дверями с таким усердием, словно пересчитывали прибыль. Слова сыпались из них, как монеты в потайные подвалы. И хотя каждая из звучавших речей в отдельности стоила недорого, все вместе они сулили серьезный капитал одному человеку, в тот час стремительно маршировавшему к Утике во главе железных легионов.

- Катон словно сирена околдовал нас своей софистикой!

- Потому римляне и воюют друг с другом, что головы их засорены хламом греческих премудростей!

- Пусть себе воюют, сколько вздумается, но нас не втягивают в свои дрязги!

Такие голоса раздавались в зале, возбуждая атмосферу собрания нарастающей экспрессией.

- Вы только подумайте, на что нас подбивает этот римлянин! Мы должны защищать римскую свободу, которую сами римляне продали Цезарю еще под Луккой!

- Да кто мы такие? Никого из нас нельзя сравнить ни с Катоном, ни с Помпеем, а ведь оба они отдали Цезарю Италию! Сам Катон бежал из Сицилии, потом из Эпира, а теперь хочет, чтобы мы воевали против того, кто загнал его на край света!

- Ныне все могущество Рима перешло к Цезарю, и мы - ничто против него!

- Единственный разумный ход, это немедленно схватить Катона с его сенаторами и сдать их всемогущему диктатору!

После длительного совещания пунийцы подтвердили Катону свою готов-ность следовать за ним дорогой доблести и для видимости освободили горстку рабов. Однако по их глазам, мимике и походке Марк понял, что перед ним снова торгаши-пунийцы, но никак не римские граждане, а пассивность, с которой они выполняли обязательства, подтвердила его наблюдения. Однако он не подал вида, что разгадал их. Он вел себя, как укротитель тигров, который будто бы не подозревает, что хищники могут растерзать его в один момент, и своею дерзостью вводит их в заблуждение.