Юрий Тубольцев - Катон

Пережив бурю чувств, Катон ничем не выдал своего волнения, более того, он не выказал и недовольства гнусными угрозами окружающих его раззолоченных предателей. Он сделал вид, будто не расслышал того, на что нельзя было ответить. Пунийцы знали, что он глуховат, и поверили его реакции. Они стали кричать громче и громче, заглушая друг друга.

Тогда Катон заявил, что ничего не разбирает в шуме, и теперь уже с полным основанием, поскольку в разразившейся вакханалии ненависти действительно трудно было расслышать что-либо конкретное. Марк обладал голосом полководца, способным покрыть чуть ли не квадратную милю и несколько тысяч голов, поэтому, когда он во всю мочь рявкнул в курии, уши пунийцев едва не посыпались на пол. Гвалт затих, и Катон, пользуясь замешательством противников, прорвался к трибуне и, намертво вцепившись в нее руками, призвал пунийцев к порядку.

- Мы напрасно теряем время в хаотических спорах. Беспорядок еще никому не помог принять правильного решения, - заговорил он, постепенно приближаясь сам и приближая пунийцев к дипломатическому языку, - давайте высказываться по существу и в соответствии с рангом того или иного члена совета. Начнем со старшего: выходи сюда, Марк Фигул, и изложи нам свои соображения, объясни сомнения, каковые невразумительными письменами морщат твой высокий лоб почтенного гражданина.

Когда Фигул предстал перед Катоном да еще один на один, он уже не смог сказать, что закует его в кандалы и предаст врагу. Такие люди всегда смелее в толпе, чем поодиночке. Да и вообще, пыл пунийцев угас, растратившись в бесплодной суматохе стадной ненависти.

Фигул обладал самым большим в Утике богатством, добытым благодаря удачному контракту с пиратами, топившими суда его конкурентов. Однако, умея подмигивать за спиною партнера его сопернику, он трудно управлялся со словами и периодами в публичных речах. К непосильному удивлению слушателей в зале, миллионные богатства не добавили ему ума ни на грош. Промямлив несколько рыхлых фраз, аморфно выразивших его дряблые, как складки на животе, мысли, первый богач сошел со сцены, уступив место второму. Тот в свою очередь принялся долго и нудно объяснять, что он - ни да, ни нет, ни то, ни се, но тем не менее...

Видя растерянность противника, Катон собрался переходить в контрнаступление, но тут ему доложили, что римские всадники, не дождавшись от него ответа, покидают Утику. Марк с досадой прервал собрание и заторопился к городским воротам.

Обнаружив, что всадники уже далеко, он вспрыгнул на коня и во весь опор помчался в погоню. За ним последовало несколько сенаторов. Увидев Катона, всадники остановились и радостно приветствовали его, думая, что он решил присоединиться к ним.

- Правильно, Катон, тебе не место среди этих торгашей и ростовщиков! - кричали они. - Оставь пунийский вертеп порока и спасайся с нами!

- Друзья, там наши соотечественники, почтенные сенаторы с семьями! - воскликнул Катон, пробившись в гущу всадников. - Мы не можем отдать их на растерзание врагам.

- Ах, ты опять за свое! - возмутились солдаты и поворотили коней, чтобы продолжить бегство.

- Задержитесь хотя бы на один день, пока я не организую эвакуацию наших сограждан! - с отчаяньем взмолился Марк.

- Война унесла множество жертв, а тебе, Порций, мало, ты еще нас хочешь втянуть в смертоносный омут? - возмутился кто-то из офицеров под шумное одобрение солдат. В их голосах послышалась угроза.

- Прошу вас, квириты! Умоляю вас, люди! - кричал Катон и хватал за уздечки коней, чтобы силой задержать беглецов. - Я уже сказал вам все, что можно было сказать, я привел вам все доводы, какие только существуют, и теперь я просто прошу вас!

Всадники продолжали удаляться, волоча за собою не отпускавшего их Катона, как некогда парфяне - обезглавленного Красса.

- Я не вернусь в город без вас! - продолжал взывать Марк. - Вам придется затоптать меня, чтобы уйти отсюда, забить копытами своих скакунов. То-то Цезарь порадуется...

Внезапно количество отчаянья и мольбы, излитое Катоном на головы солдат, породило в их душах новое качество, и они остановились.

- Только на один день, - повторил Катон, - я все устрою как надо, никто не погибнет, только слушайтесь меня. А в благодарность я дам вам серебра. Наша казна скудна, но, что есть, будет ваше.

Последний довод совсем облагородил всадников, и они согласились при-нять на себя труды и опасности ради спасения соотечественников.

Катон привел их в город и расставил у ворот, на башнях и в других ключевых точках укреплений.

Пунийцы, с уходом Катона вновь возжаждавшие расправы, увидев его с мощной охраной, сникли. Но Цезарь неумолимо приближался к Утике, и предаваться унынию было накладно. Поэтому они заперлись в самом мрачном из всех мрачных пунийских храмов и в результате интенсивного мозгового штурма нашли, как им казалось, красивое решение задачи. К Катону немедленно был послан гонец с приглашением на очередное совещание, причем его просили придти одного, без охраны и сенаторов.

Последнее уточнение обеспокоило именно тех, кого оно упоминало, но не затрагивало. Сенаторы обступили Марка и, наперебой клянясь ему в самых добрых чувствах, просили его проявить благоразумие и не идти в западню коварных пунийцев.

- Подумай о нас, если тебе не жаль себя, - умоляли они.

- Именно о вас я и думаю, - отвечал Катон.

- Если бы ты думал о нас, Марк, ты не рисковал бы собою без крайней необходимости. Ты ведь понимаешь, что станется с нами в случае твоей гибели?

- Я не погибну, пока не перестану быть вам нужен, - слегка улыбнувшись, заверил Катон.

- Ты будешь нужен нам всегда! - в один голос воскликнули сенаторы.

- Наше "всегда" скоро кончится, а потому следует поторопиться и сделать все, что еще можно сделать, - сказал Марк и так решительно двинулся к выходу, что никто более не посмел его удерживать.

Посмотрев вслед Катону, некоторые сенаторы прослезились потому, что впервые подумали не о себе, а об этом человеке, который, как им теперь окончательно стало ясно, давно определил свою судьбу, однако с невиданным упорством продолжал нести груз забот о других людях. И на миг им самим захотелось превратиться в Катонов, чтобы спасти всю свою цивилизацию.

А в это время в другом конце города пунийские римляне сокрушенно сознавались:

- Мы не Катоны, прости нас, Порций, мы более не можем бороться против всего Средиземноморья. Мы хотим послать к Цезарю гонца с просьбой о помиловании.

- Ну и поделом вам, - спокойно ответил на это Катон, озадачив пунийцев.

- Но мы выставим Цезарю одно условие, - поспешили добавить они, - мы потребуем, чтобы он гарантировал жизнь тебе, Порций, и будем добиваться этого с присущими нам упорством и настойчивостью, в которых ты имел возможность убедиться. Если же он откажется простить тебя, то и мы не сдадимся ему, а будем сражаться до последнего дыхания и сестерция.