Юрий Тубольцев - Катон

"Цезарь хоть обещает, а вы-то, что нам хорошего сделали?" - с грубой прямотой возразил ему однажды энергичный горожанин из первого ряда форумного войска.

"Правильно! Почему мы должны верить тебе, а не Цезарю? Вон, какой он щедрый! И любит народ: зрелища устраивает!" - донеслось из глубины толпы.

"Докажи делом, а языком молоть сейчас все умеют!" - поддержали инициативу сограждан в другом конце площади.

Катон осекся и сошел с трибуны.

"Мы сделали то, что вы видите перед собою: этот Город, это государство. Все, что римляне имеют материального и духовного, добыто и достигнуто такими, как мы. Вот что мы сделали!" - пришел в голову Катона запоздалый ответ, но предъявить его уже было некому: народ превратился в толпу, гикал и бесновался, проклиная сенаторов.

Но главное было не в том, что Катон не смог вовремя ответить крикунам и удержать контроль над собранием. Его потрясло другое: ему вдруг стало ясно, что плебс уже давно не считает Республику своим достоянием. Государство превратилось для него в отвлеченное, лишенное реального наполнения понятие. Поэтому его, Катона, мероприятия по защите Республики в принципе были чужды плебсу и интересовали народ лишь в частностях. Все мечты Катона о восстановлении мощи Республики и о нравственном здоровье общества рухнули. Он готов был впасть в глубокую депрессию, но этого не позволяла политическая ситуация в государстве. Будучи римлянином, Катон не мог предаваться унынию, когда пред ним простиралось поле деятельности, арена борьбы, поле битвы. Неприятель шел в наступление, и необходимость принятия срочных мер на время заслонила мрачную перспективу.

Две ночи Катон не спал, терзаясь сознанием своего бессилия перед навис-шей над государством опасностью, а на третью, устыдившись такой слабости духа, приказал себе заснуть. Проведя спокойную ночь, он встретил утро не только во всеоружии физических сил, но и с готовым решением. В отчаянных муках его душа произвела на свет плод, способный на сегодня утолить аппетит судьбы, но плод этот отдавал горечью: теперь Катон знал, как одолеть Цезаря, но прежде ему пришлось победить самого себя. Направляясь в сенат с заготовленным предложением, он в какой-то степени совершал акт самоотречения, изменял себе. Сознавая это, он уже по-иному смотрел на мир и готовился быть по-новому встреченным миром. Отвечая по пути в курию на приветствия друзей, Марк невольно задавался вопросом о том, как они будут относиться к нему через несколько часов. Впрочем, он верил в свою правоту, а потому надеялся, что после бури негодования разум все же возьмет свое, страсти улягутся, и его авторитет восстановится.

Заседание сената шло обычным чередом. В течение нескольких часов рас-сматривались рядовые вопросы политической жизни. Затем, когда повестка дня в основном была исчерпана, сенаторы вознаградили себя за труды, дав выход эмоциям. Они сетовали по поводу упадка нравов в стране, возмущались катастрофически усугубляющимся неуважением плебса к знати, высказывали опасения относительно мятежного духа толпы, падкой на кричащие лозунги авантюристов и демагогов.

Все это время Катон сидел молча и неподвижно, соперничая в невозмути-мости с мраморными изваяниями древних героев, охраняющими углы курии. Даже в перерыве он не менял позу и не читал книги своих верных товарищей - философов.

Однако, когда сенаторы, пошумев и поворчав, стали затихать и Цицерон приготовился закрыть собрание, Катон встал и, пользуясь правом трибуна, взял слово.

- Каждый раз, отцы-сенаторы, в курии раздаются одни и те же речи. Народ, мол, стал плох, люди забыли установления предков и норовят бунтовать против знати. Я и сам неоднократно выступал на эту тему, однако делал это не за тем, чтобы засвидетельствовать и без того всем известный факт, а для того чтобы побудить вас к решительным действиям. А то ведь мы похожи на ворчливого пастуха, который лежит под кустом и сквозь дремоту бранит непослушных овец, а потом перевернется на другой бок и проклинает ненасытных волков. Хвала нашему консулу за то, что он недавно сумел организовать облаву на зубастых хищников и разогнал опасную стаю. Но, если мы на том успокоимся и снова станем млеть в бездействии у своих рыбных садков, волки опять примутся таскать наивных овечек, на то они и волки. Да, нам удалось разрушить заговор врагов, но что конструктивного мы сделали для государства? Чтобы победить врага, мало отбить натиск, нужно атаковать самому.

При упоминании о заговоре в окружении Метелла Непота поднялся ропот, который усиливался с каждым словом оратора, наконец перерос в шум и вынудил Катона остановиться. Метелл тут же воспользовался паузой и выкрикнул:

- Порций, смолкни, не то я заставлю тебя закрыть рот с помощью трибунского вето!

- Я же еще ничего не предложил; на что же ты наложишь запрет? - удивился Катон.

- На подстрекательство!

- О великий полководец, покоритель Востока! Повторяю, я еще ничего не сказал от себя, а лишь напомнил о недавних событиях, которые уже произошли, и отменить их не в силах даже вето таких великих воителей, как ты. Поэтому твоя угроза никак не может быть направлена на противодействие какому-либо опасному для государства мероприятию, для чего народ некогда установил право вето, а относится непосредственно к неугодному тебе трибуну.

- Отцы-сенаторы, - обратился он к залу, отвернувшись от Непота, - трибуна не заботят государственные дела, он весь во власти симпатий и антипатий. Ему нравится Катилина и не нравится Катон, потому он налагает вето на Катона! Забавная интерпретация права, не правда ли?

В курии раздался хохот. Уже одним насмешливым обращением к Непоту, подчеркивающим его политическую несамостоятельность, зависимость от Пом-пея, Катон настроил большую часть сената против оппонента, а дальнейшей речью довел дело до полного морального разгрома совершившего неосторожную вылазку противника. Сознавая слабость своей позиции, Непот отказался от продолжения борьбы, и Катон вернулся к прерванной речи.

"Так вот, отцы-сенаторы, - говорил он, - что мы сделали для народа? Да, люди стали не те, римляне утратили присущие им изначально качества победителей и все более усваивают качества и свойства, позаимствованные у побежденных, такие как корысть, гражданская аморфность, сужение мышления с государственного масштаба до частного. Но почему это происходит? Причин много: тут и отсутствие серьезного внешнего врага, и дурной пример утопших в болоте роскоши народов Востока, и возможность легко выделиться за счет богатства, не имея собственных достоинств и заслуг. Но известно, что рыба гниет с головы. Одной из важнейших причин массового упадка нравов стало появление дурных людей среди нас, среди тех, кто заслугами предков и благоволением богов был поставлен во главе государства, дабы оберегать его устои. Именно среди знати впервые объявились хитрецы, смекнувшие, что богатство может заменить им доблесть. Однако такая подмена возможна только среди людей с испорченными глазами, среди тех, кто видит блеск золота, но не замечает сияния славы. Пчела летит к цветку и питается сладким нектаром, а муху, извините, тянет в навоз и нет ей ничего милее грязи. Вот представители знати, смердящие пороком, и надумали обратить наших людей в мух, чтобы отвадить их от цветов добра и привлечь к себе. Они стали подкупать народ подачками и развращать зрелищами, сбивать с толку пустыми обещаниями, приучать к мятежам и гражданским войнам.