Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

— Налей в умывальник воды. Уработался, грязный, как сатана.

Антонида разрыдалась, бросилась в свою комнату.

— Бабы, бабы, — со вздохом проговорил Амвросий, стаскивая с себя рубаху. — Одна дочь, и та не как у людей.

Ночью Антонида пришла к Василию. Он зажег светильник, Антонида, не раздеваясь, села к столу. Огонек дрожал, то вспыхивал, то угасал. Под глазами у нее были глубокие черные тени, лицо одутловатое, в пятнах. «Эва, какая стала... — поежился Василий. — Непотребная... Неужто насовсем такая останется?..» Он молчал, ждал, когда заговорит Антонида.

От тишины было беспокойно. Антонида развязала платок, резко рассмеялась.

— Ну, — сказала она. — Пришла узнать правду. Рассказывай.

— Чего тебе рассказывать-то, залеточка? — Василий шагнул к ней, по стене метнулась длинная, несуразная тень.

— Не подходи, — властно остановила его Антонида. — Закричу, людей соберу. Сядь вон туда, в угол. — Она помолчала, собралась с духом. — Ты служил у семеновцев?

Василий задвигался в своем углу, шумно задышал.

— Ты чего, Антонидушка? Может, меня оговорил кто? Да, был грех. Захватили меня семеновцы супротив воли... Был у них малое время... Опосля сбежал, не стерпел злодейских порядков.

— Сбежал... Палачом ты у них был. Пленных расстреливал, вешал. Молчишь? Вспомни Троицкосавск.

Василий торопливо закрестился и стал медленно надвигаться на Антониду.

— Хочешь убить меня? — громко спросила Антонида. — А я мать твоего ребенка... — Она неприятно засмеялась. — Я оставила дома записку, что пошла к тебе. Если убьешь, сразу тебя арестуют. Тогда не отвертишься... — Шепотом прибавила: — Помнишь, как повесил шестерых? Там и девушка была... Так вот, она жива. И фельдшер Машков жив. Помнишь Машкова?

— Тише, залеточка...

— Я написала в записке, тебя не пощадят.

Василий соображал. На лбу у него появились крупные капли.

— Пошто такие слова, залеточка... Дозволь, поцелую.

В это время Антонида почувствовала, как ребенок сильно толкнулся внутри.

— Скоро родится, — тоскливо прошептала про себя Антонида. — Похоже сын будет.

Василий дрожащей рукой обтер лоб, ласково спросил, словно угадав ее мысль:

— А какое имя ему, залеточка? Может, Петькой назовем? Славно будет — Петр Васильевич. В честь святого Петра...

— Хватит! — оборвала Антонида. — Не верю ни одному твоему слову. Думаешь, все дураки, один ты умный?

— Коровушка есть, лошадка, две овечки. Еще опосля наживем...

— Иуда!..

— Залеточка... Одной веревочкой связаны... Откуда про Машкова проведала?

— Струсил? — со злорадством спросила Антонида. — Был у нас сегодня Иван Николаевич Машков. О тебе спрашивал, разыскивает.

— Ты пошто не разделась? Скидывай полушубок, чаек соображу.

— Может, и вином напоишь? Как тогда, помнишь, из города ехали?

Василий встал, подошел ближе.

— Избушка маленькая... Обживемся, новый дом поставим...

— Слушай, гад, — твердо проговорила Антонида. — И курица защищает своих цыплят. Я женщина, скоро стану матерью. Меня голыми руками не возьмешь.

— Да разве я что... — Василий обнял ее за плечи. — Да разве я?..

— Перестань, не разжалобишь, не поверю. О, как ненавижу тебя!

— А потом дочка у нас появится. Сынок и дочка.

— Отойди, слышишь... Убийца! Я бы тебя своими руками... — Она отвернулась, заплакала. — Боже мой, и этот негодяй — отец моего ребенка!..

Вдруг что-то блеснуло в ее глазах, будто злая радость.

— Пойду и все открою Лукерье. Страшно?

— Залеточка!.. А может это и не я вовсе, не убивец я!..

Антонида судорожно расхохоталась, долго не могла остановиться. Василий торопливо соображал, как ему быть.

— Слушай, что я скажу, — наслаждаясь своей властью, проговорила Антонида. — Так и быть, пощажу пока из-за ребенка.

— Залеточка...

— Но если что, добра не жди.

— Я чаек живой рукой соображу... — Василий засуетился. — Господь всепрощающий знает человеческие деяния. Милостив он. И нас учит долготерпению... Поспешность, она блох ловить хороша. Поспешишь, людей насмешишь. Посидим, да и все обмыслим к нашему удовольствию.

Скоро закипел чугунок. Когда Антонида уходила, Василий подал ей ключ от подвала под колокольней, сказал:

— Не хватился ключа твой тятенька? Ну, вот и славно. Положи ключик на прежнее место, потихонечку, незаметненько...

Антонида взяла ключ.

Совещание в городе продолжалось два дня. Лукерья с мужиками выехала домой после обеда. Семен говорил, что надо дождаться утра, но Луша рвалась домой. Она поехала с Иваном, сзади тряслись на своей телеге Семен и Петр, за ними погромыхивала на ухабах сеялка. Семен то и дело кричал Ивану:

— Эй, не гони, сеялку угробим!

Иван сдерживал коня, ехали шагом, Луша совсем извелась... Заночевали в бурятском улусе. Ночью Луше вдруг отчетливо послышался надрывный Егоркин плач, ясно привиделось, как сын разметался в жару. Она вскочила, разбудила Ивана, сказала, что не станет дожидаться утра, поедет сейчас.

— Ты, Лукерья, не заспалась ли? — приподнялся Иван. — Куда ехать, ночь же... Тебя бандюги в лес уволокут. Стащат с телеги — и в лес. Ей-богу... И днем боязно, из-за кустов пуляют.

— Поеду, — твердо повторила Луша. — Не убьют.

— Ишь, ты...

— Сынок хворый... — Голос у нее дрогнул. — Может, помирает, а я стану утра дожидаться... Поеду.

— Не дело городишь, — рассердился Иван. — Не отпущу. Разбужай мужиков, вместе тронемся.

— Пошто людей тревожить? Одна я...

— Делай чего велено. Запрягать пойду.

Иван встал.

Луша сочувственно поглядела на Семена, на Петра, которые похрапывали на полу, под одной дохой.

— Ладно, — вздохнула она. — Ложись, утречком двинемся.

Иван что-то проворчал себе под нос: то ли похвалил, то ли выругался. Луша задула свет.

Утром, когда все проснулись, Луши в избе не было. Оказалось, ночью верхом ускакала домой.

Она вернулась в село засветло, кинула Фросе поводья, вбежала в избу. За столом сидел свекор, прихлебывал из блюдечка чай, тетка Катерина вытаскивала из печки чугунок.

— Как Егорушка? — Луша сбросила полушубок, подбежала к люльке. Егорка лежал тихо, морщил нос, будто собирался чихнуть.

— Сыночек, мамку свою непутевую увидел, обрадовался! — счастливо проговорила Луша. — Здоровенький...

Она взяла его, закружилась по избе

— Верно, что непутевая, — заворчала тетка Катерина. — Вскочила в избу, здравствуйте не сказала.

— Здоровенький, здоровенький, — повторяла Луша. — Мамке обрадовался, соскучился по мамке.

— Ты пошто вершая приехала, Луша? — с тревогой спросила Фрося, входя в избу. — Мужики где?

— Живехоньки, скоро заявятся. — Луша рассмеялась, положила сына в люльку. — Ай, дедушка Цырен! Вот так Цырен-бабай! Выходил внука. А я покою не ведала.

Старик добродушно усмехнулся