Кэтлин Макгоуэн - Тайна Магдалины

Когда его подручные вышли, англичанин, который был крещен под именем Джон Саймон Кромвель, встал из-за стола и прошел в глубь подвала. Там, за углом, недоступная взгляду из главной комнаты, находилась небольшая ниша. Внутри ее пространство представляло собой мрачный кабинет, отделанный темным деревом; справа от входа был устроен небольшой алтарь. Единственная скамеечка для коленопреклонения служила местом для одного молящегося перед алтарем.

На дверях кабинета висели запоры из кованого железа, а тайник, расположенный ниже, защищал внушительного вида замок. Англичанин сунул руку под рубашку, чтобы нащупать ключ, который носил на шее. Встав на колени, он вложил ключ в тяжелый замок и открыл тайник.

Он извлек два предмета. Во-первых, бутылку, по-видимому, со святой водой, которую он налил в золотую купель, стоявшую на алтаре. Потом вытащил маленький, но богато украшенный ковчег.

Кромвель осторожно положил ковчег на алтарь и окунул руки в воду. Он провел руками по шее, произнося заклинание. Затем поднял ковчег на уровень глаз. Сквозь крошечное окошко в обратной стороне массивного золотого ящичка можно было увидеть нечто белевшее, как слоновая кость. Длинная, узкая и зазубренная, человеческая кость загремела в своем ларце, когда англичанин пристально вгляделся в нее. Он прижал кость к груди и стал лихорадочно молиться.

— О, великий Учитель Праведности, знай, что я не подведу тебя. Но мы заклинаем тебя: Помоги нам! Помоги тем, кто ищет правду. Помоги тем, кто живет только ради того, чтобы служить твоему высокому имени. И более всего помоги нам поставить шлюху на место.

Американец, теперь уже один, шел вниз по улице Риволи и кричал в свой мобильный телефон сквозь шум парижской улицы:

— Мы не можем больше ждать. Он — законченный преступник, полностью вышел из-под контроля.

Голос на другом конце телефона звучал, как эхо, с таким же американским акцентом — безупречным акцентом северо-восточных штатов — и с такой же злостью:

— Не отступай от плана. Он досконально и точно соответствует нашей цели. Его разработали те, кто гораздо умнее тебя, — отрезал голос старшего, находившегося за мили отсюда.

— Тех, кто умнее меня, здесь нет, — фыркнул в трубку молодой. — Они не видят то, что вижу я. Черт возьми, папа, когда ты будешь больше доверять мне?

— Когда ты будешь этого заслуживать. А пока я запрещаю тебе вести себя по-идиотски.

Молодой человек резко отключил свой телефон, выругавшись при этом. Он повернул за угол перед отелем «Регина», пересек площадь Пирамид. Зазевавшись, он едва не налетел на знаменитую позолоченную статую Жанны д’Арк, изваянную великим Фремье.

— Сука, — проворчал американец в адрес спасительницы Франции и, задержавшись, плюнул на нее, совершенно не беспокоясь, что его увидят за этим занятием.

Париж

20 июня 2005 года

Стеклянная пирамида И. М. Пея сверкала в утренних лучах летнего солнца. Морин и Питер, оба посвежевшие после полноценного ночного сна, вместе с другими туристами ждали очереди, чтобы войти в Лувр.

Питер оглядел посетителей, стоявших в длинной очереди, сжимая свои путеводители.

— Вся эта шумиха вокруг «Моны Лизы». Никогда этого не пойму. Самая перехваленная картина на планете.

— Согласна. Но пока они расталкивают друг друга, чтобы увидеть ее, в нашем распоряжении все крыло Ришелье.

Морин и Питер купили билеты и двухсторонний поэтажный план Лувра.

— Куда мы пойдем сначала?

Морин ответила:

— К Никола Пуссену. Я хочу сначала увидеть «Аркадских пастухов».

Они двинулись через крыло, где хранятся работы французских мастеров, разглядывая стены в поисках загадочного творения Пуссена.

Морин объясняла:

— Тамми рассказала мне, что эта картина является предметом споров на протяжении нескольких веков. Людовик XIV двадцать лет боролся за право обладать ею. Когда он наконец заполучил ее, то запер в подвале Версаля, где никто больше не мог ее увидеть. Странно, не правда ли? Почему, как ты думаешь, французский король так яростно сражался, чтобы получить это замечательное произведение искусства, а потом спрятал его от всего мира?

— Еще одна из многих загадок, — Питер сверял номера с путеводителем, который он держал в руке. — Как здесь сказано, картина должна быть прямо…

— Здесь! — воскликнула Морин. Питер подошел к ней, и они оба минуту пристально смотрели на картину. Морин прервала молчание, обернувшись к Питеру:

— Я чувствую себя так глупо. Как будто я ждала, что картина мне что-то расскажет. — Она снова повернулась к картине. — Ты пытаешься что-то сказать мне, Пастушка?

Питер замер, пораженный мыслью.

— Не могу поверить, что мне раньше не пришло в голову.

— Не пришло в голову что?

— Идея о пастушке. Иисус — это Пастырь Добрый. Может быть, Пуссен — или, по крайней мере, Синклер — указывали на Пастушку Добрую?

— Да! — воскликнула Морин немного громче, чем следовало, в восторге от этой идеи. — Может быть, Пуссен показывал нам Марию Магдалину как Пастушку, как главу паствы. Главу своей собственной церкви!

Питер отпрянул.

— Послушай, я такого не говорил…

— Ты и не должен был. Но посмотри, на надгробии в картине есть латинская надпись.

— «Et in Arcadia ego», — вслух прочитал Питер. — М-да. Непонятно.

— Как это переводится?

— Это не переводится. Это грамматическая белиберда.

— А твои предположения?

— Это либо очень плохая латынь, либо какой-то шифр. Буквальный перевод звучит как незаконченная фраза, приблизительно «И я в Аркадии». Это действительно ничего не значит.

Морин пыталась слушать его, но ее отвлек женский голос, который, разносясь по всему музею, стал настойчиво звать:

— Сандро! Сандро!

Она оглянулась вокруг в поисках источника голоса, прежде чем извиниться перед Питером:

— Извини, эта женщина отвлекает меня.

Голос зазвучал снова, на этот раз громче, раздражая Морин.

— Кто это?

Питер озадаченно посмотрел на нее:

— Ты кого имеешь в виду?

— Эту женщину, которая зовет…

— Сандро! Сандро!

Морин смотрела на Питера, а голос становился все громче. Питер явно его не слышал. Она повернулась, чтобы посмотреть на других туристов и студентов, увлеченно разглядывающих бесценные произведения искусства, висящие на стенах. Очевидно, больше никто не слышал настойчивый призыв, звучащий в Лувре.

— О, Боже. Ты ведь не слышишь его, правда? Никто не слышит, кроме меня.

Питер беспомощно посмотрел на нее:

— Не слышит что?

— Женский голос, который зовет: «Сандро! Сандро!» Идем.

Морин схватила Питера за рукав и потащила в направлении голоса.

— Куда мы идем?

— Мы следуем за голосом. Он идет оттуда.

Они торопливо пошли по музейным коридорам, Морин бросала через плечо извинения, расталкивая многочисленных посетителей. Голос превратился в настойчивый шепот, но все еще вел их в определенном направлении. И она решительно следовала за ним. Они пробежали обратно по крылу Ришелье, игнорируя пристальные взгляды раздраженной музейной охраны, потом спустились вниз на несколько ступенек и прошли по еще одному коридору, мимо знаков, указывающих на крыло Денон.