Тереза Фигёр - Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона

Я отправляюсь в Испанию. — Генерал Суле. — Генерал Кенель. — Генерал Каффарелли. — Как я проводила время в Бургосе.

Прошло более восемнадцати месяцев, а я едва выходила из моей комнаты. Все это время я находилась в обществе нескольких жен офицеров, которых знала еще по армии. Они проявили ко мне самые дружеские чувства; но, должна признаться, такая однообразная жизнь была не по мне. Мало-помалу силы вернулись ко мне, и к лету 1809 года мое здоровье наконец было полностью поправлено.

Как только я смогла выходить, я тут же повидалась со своими старыми товарищами. Некоторые из них еще служили в 15-м драгунском, моем первом полку, который принял меня после слияния с аллоброгцами. Я ходила повидаться с ними в Версаль, где был их сборный пункт; сам же полк находился тогда на юге Испании. Каждый раз, когда письмо приходило из-за Пиреней, мои старые товарищи не упускали случая показать его мне. Так мне удалось услышать тысячи всяких чудесных вещей об этих местах, и я решила, что было бы стыдно для меня знать лишь кусочек северной части этой прекрасной страны. Меня охватило желание вновь присоединиться к 15-му драгунскому. Несмотря на то что мне уже исполнилось тридцать шесть, я вновь чувствовала себя молодой и полной задора.

Я посоветовалась с генералом Суле, [88] Суле, Жером (1760–1833) — бригадный генерал с 1804 года. Граф Империи. С 1809 года командовал дивизией национальной гвардии в Северной армии. В Восточно-Пиренейской армии находился в 1793–1795 гг. моим старым добрым знакомым по Восточно-Пиренейской армии, где он был командиром батальона. Был март 1810 года. Генерал рассказал мне, что Наполеон, желая показать свое удовлетворение национальными гвардейцами северных департаментов, создал декретом от 1 января того же года полк из четырех батальонов, предназначенный для вхождения в состав Молодой гвардии; а ему, генералу Суле, было поручено формировать этот полк из добровольцев, взятых из когорт национальной гвардии, участвовавших в обороне побережья Фландрии и Ла-Манша, когда англичане высадились там в последние дни июля предыдущего года. (Это полк, названный полком национальной гвардии Императорской гвардии, в 1813 году стал называться 13-м полком гвардейских вольтижеров.)

— Их сборный пункт, — добавил он, — в настоящее время находится в Байонне, где идет его пополнение перед отправкой в Испанию. Я поставлю тебя на довольствие в этот полк. Езжай в Байонну, дождись там первой же отправки людей через границу. Позже, набравшись терпения, ты найдешь способ найти свой 15-й драгунский, который сейчас должен быть в Севилье. (Маршал Сульт [89] Сульт, Жан де Дьё (1769–1851) — маршал Империи, герцог Далматский, с 1830 года — военный министр и министр иностранных дел. занял Севилью 2 февраля.)

Генерал подкрепил свой совет сорока луидорами, которые я приняла от своего старого боевого товарища с большим удовольствием. Я отправилась в Байонну в компании офицеров, которые, как и я, добирались до своих полков.

Во время первой поверки, в которой я приняла участие в этом городе, дождь лил, как из ведра. Генерал Кенель [90] Кенель, Франсуа-Жан-Батист (1765–1819) — бригадный генерал (1793), дивизионный генерал (1805), барон Империи. явился инспектировать нас пешком, с зонтиком в руках. Посреди киверов полка национальной гвардии он заметил драгунскую каску и узнал мадемуазель Сан-Жен, бывшую в своей старой униформе. Он был со мной очень добр все время, пока я находилась при нем, то есть до ноября месяца. Потом, когда колонна солдат из полка национальной гвардии двинулась в Испанию, генерал присоединил меня к ней и дал мне рекомендательное письмо к полковнику этого полка. Его звали Куломье, и мне сказали, что он находится в Вальядолиде.

Вагенмейстером национальных гвардейцев был человек, который не очень хорошо знал свое дело, а скорее всего он был слишком стар, чтобы проявлять какую-либо активность. Он попросил меня помочь ему; я была самым старым солдатом среди всех унтер-офицеров; у меня был большой опыт прохождения службы. Я посчитала за счастье ответить на его просьбу таким образом, чтобы заслужить похвалы офицеров и уважение всех остальных. Наша колонна состояла примерно из пятисот-шестисот человек. Только в таком количестве мы передвигались по дорогам, где можно было получить пулю в спину из-за каждой скалы, из-за каждого куста. Дойдя до Виттории, мы потеряли всего человек восемь; можно сказать, нам здорово повезло.

В этом городе я встретила еще одного своего старого знакомого (не знаю, был ли в Европе в то время хоть один город, где я не встретила бы знакомого), это был генерал Каффарелли. Я пробыла при нем до 8 марта 1811 года. Генерал тоже дал мне рекомендательное письмо для полковника Куломье, который оказался не в Вальядолиде, а в Бургосе. Этот полковник принял меня прекрасно.

Что рассказать вам о нашем пребывании в Бургосе? Оно состояло из гарнизонной службы в самом городе и маленьких соседних городках вроде Вилла-Торо, где я оставалась пятнадцать дней, а также из периодического патрулирования наших коммуникаций между Вальядолидом и Витторией, сопровождения курьеров, конвоев с продовольствием и боеприпасами и т. д. Мы находились в своего рода блокаде и могли отходить от крепостных стен только в составе крупного подразделения. Любой француз, шедший в одиночку, рисковал быть захваченным гверильясами [91] Гверильясы ( исп. Guerillas, ополчение) — партизаны в Испании; особенное значение имели во время войн с французами в 1808–1813 гг. знаменитого кюре Мерино, который орудовал в этой местности.

Я жила у одного кюре, который привязался ко мне, несмотря на ненависть, которую испанцы испытывали к французам. Его сестра и он сам видели во мне, женщине, нечто вроде охранной грамоты для себя лично. Что касается их маленького бедного домика, то он был разграблен и опустошен до основания. В компании этих благопристойных людей, которые посвятили всю свою жизнь добру, но которым, увы, Провидение не оставило ничего, кроме их доброй воли, я и сама чувствовала, как во мне крепнут чувства, которые природа вложила в сердца всех женщин. Я умоляла своих начальников выделять им побольше хлеба, мяса и т. д. Так я помогала жить брату и сестре, попавшим в самую глубокую нищету. Нищие (один бог знает, сколько нищих было тогда в Бургосе!) сохранили привычку появляться перед домом кюре. Я садилась у окна на первом этаже с ножом в руках и начинала резать хлеб и раздавать его всем нуждающимся. В этой ужасной войне победители страдали не меньше побежденных: нам хватало продовольствия, наши штыки позволяли нам набирать его понемногу повсюду; но вот ностальгия, дизентерия и тиф жестоко косили наши ряды. Бывали моменты, когда госпиталь был переполнен нашими больными. Боже, какой это был госпиталь! Огромные комнаты, двери в которых были сняты, в окнах ни одного стекла, нет кроватей, нет матрасов, только солома, кое-где куски старых тряпок и грязных одеял. Господь помог мне сохранить здоровье, чтобы выполнять свой долг француженки и христианки, чтобы ухаживать за моими соотечественниками, за всеми страдающими существами.