Тереза Фигёр - Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона

— Как же все это некрасиво. Часовой, виновный в этом жестоком поступке, заслуживает наказания, и он будет наказан; но мне очень прискорбно думать, что наказание падет на одного из крупнейших торговцев города, на добропорядочного отца семейства.

Я сказала, что прощаю этого человека, хотя он и совершенно напрасно считает, что следует проявлять жестокость, чтобы выглядеть настоящим солдатом; я лишь пожелала однажды увидеть этого штафирку во Франции в качестве пленника, и чтобы мне было поручено его охранять, тогда я могла бы показать ему, как настоящие солдаты обращаются с несчастными. После такого моего выступления слезы навернулись на глаза Ля Каролины. Господин эмигрант начал повторять, что, увидев во француженке столько добрых чувств, он испытывает все больше и больше гордости за свою родину, за то, что он сам француз. Я вышла, пожав плечами.

Теперь, когда мой пол стал известен официально, Ля Каролина начала уверять, что у нее достаточно средств, а у правительства — власти и доброй воли, чтобы дать мне свободу. Но наши надежды рухнули. После вышеописанного события едва прошло пятнадцать дней, как пришел приказ грузить пленников форта на корабли и отправлять их в Портсмут. Ля Каролина и я были очень опечалены, когда нам пришлось попрощаться.

Ураган. — Мой образ жизни в Лимингтоне. — Госпожа Маршан.

Для нашей транспортировки зафрахтовали пять торговых судов. Плавание продлилось не неделю, как нам сказали, а тридцать девять смертельно мучительных дней, и произошло это из-за страшного урагана, сбившего нас с пути. Два корабля отделились от нас и исчезли, больше я о них ничего не слышала. Потом мы видели третий, совершенно потрепанный: прямо на наших глазах он ударился о скалы и затонул. Мы находились достаточно близко и видели на палубе отца, в отчаянии прижимавшего к себе двух своих девочек. Лодки, которые мы пытались послать им на помощь, не смогли удержаться на воде. Мы прошли потом мимо острова Мадейра, где смогли, наконец, прийти в себя и пополнить запасы продовольствия и воды.

Я вспоминаю и другую тягостную сцену, которая произошла в нашей каюте. Все предметы в ней летали из стороны в сторону и били нам по ногам, и среди них был один проклятый ящик, крышка которого разбилась и откуда высыпались сухофрукты, которые разлетелись по полу так, что он стал походить на лед. Надо было бы иметь железную скобу на каждой подошве, чтобы суметь простоять на ногах хоть минуту. Потом разбило бортовой люк, и нас облило с головы до ног; это было как пушечный выстрел и последовавшее за этим принятие душа. Я закричала. Один из наших товарищей, сержант императорской гвардии, совсем потерял рассудок; при этом это был храбрец перед лицом врага на поле боя. Вне себя от ужаса, он уцепился за меня:

— Мои гетры, — кричал он, — где мои гетры? Малышка Сан-Жен, найди для меня мои гетры, пожалуйста, я чувствую себя уверенно только в моих гетрах!

Сумасшествие этого человека отвлекло меня от моего собственного волнения.

— Черт возьми! — сказала ему я. — Лучше бы ты поискал свой ночной колпак; мы тут все скоро уснем, и самым крепким сном.

Подойдя к Портсмутскому рейду, наши два корабля получили приказ идти выгружаться еще на несколько льё дальше в маленький порт Лимингтон. Выгрузка происходила туманной и холодной ночью. Нас заставили спускаться в лодки по пять-шесть человек. Один из наших, Турнефор, увидев, как я дрожу, дал мне что-то вроде грубого покрывала, которое он нашел на дне лодки, и предложил мне укутаться. Я отказалась; тогда он приспособил его для себя. На рассвете мы заметили, что Турнефор стал черен, как повар Дьявола. Оказалось, что лодка и покрывало, а это была, скорее, большая сумка, использовались ежедневно для транспортировки каменного угля. И мы давай смеяться! Я вам рассказываю о пустяках, я это знаю; но для нас все тогда было событием. Небольшая радость посреди несчастий — это дорогого стоит!

Мои вещи выгружались позже меня; удивительно, но у меня действительно были вещи. Можете ли вы поверить, чтобы Ля Каролина позволила мне уехать без запасов, без чемодана? Она сделала даже лучше, боже мой! Она к этому прибавила полный спальный комплект. Ангел доброты, умру ли я, так и не узнав, как сложилась твоя судьба, жива ли ты еще на этом свете, где ты совершила так много добрых дел! Я, как сейчас, вижу себя на набережной Лимингтона, а рядом лежат два моих матраса, моя подушка, мои одеяла. Не зная ни слова по-английски, я останавливала за руку каждого прохожего, указывая ему пальцем на все эти предметы и тем же пальцем затем указывая на рот, чтобы намекнуть на мое желание обменять все это на что-нибудь, что можно было бы поесть. Говорят, именно так шла торговля у диких народов. Некий Джон Булл [106] Джон Булл — шотландский автор, получивший большую известность за написание пяти брошюр с сатирическими памфлетами «Джон Булл» (1712 год), где был отражен характер Джона Булла, типичного англичанина. не постыдился взять у меня все мое имущество за одну гинею, [107] Гинея — британская монета. Впервые была отчеканена в 1663 году из золота, привезенного из Гвинеи (отсюда ее название). В 1717 году была приравнена к 21 шиллингу, а в 1817 году заменена золотым совереном. Сумма в 21 шиллинг потом долгое время называлась гинеей и применялась в качестве расчетной единицы. без сомнения, посчитав себя при этом очень цивилизованным человеком. Из Лимингтона я отправилась в Болдервуд.

Эта деревня находилась между Лимингтоном и Саутгемптоном. Я дала честное слово прибыть туда, как и еще четыре французских офицера и четыре испанца, с тремя из которых были их жены. С нами достаточно хорошо обращались. Мы даже получали пять шиллингов [108] Шиллинг — британская денежная единица, равная 1/20 фунта стерлингов. в день. Можно подумать, это много; но поверьте, наша жизнь весьма дорого стоила. В Англии коммуникации очень многочисленны, и сложилась средняя цена на продукты, которая почти везде одинакова, будь то в городе или в деревне. Мы платили за шесть фунтов [109] Британский фунт — единица массы, равная 453,6 г. хлеба три шиллинга, за фунт мяса — один шиллинг. Англичане хвалят свое мясо, которое действительно очень красиво на глаз, но очень жирное; но по мне их огромные куски говядины, их чудовищные бараньи ляжки не так вкусны, как наши. Отличным я нашла лишь их пиво. Я каждый день пила добрую кружку, не жалея о потраченных восьми пенни, [110] Пенни — старинная британская монета, чеканившаяся из меди и равная 1/240 фунта стерлингов или 1/12 шиллинга. что равнялось приблизительно шестнадцати французским су. При таком режиме несложно было и пополнеть.

Я жила у одного портного, который сдавал мне за шесть шиллингов в неделю маленькую, но очень чистую комнатку. Постель закрывалась в шкафу и доставалась откуда только на ночь. Я могла пользоваться садиком. Дети портного помогли мне построить из досок сарай, где я начала разводить кроликов. Дни проходили в работе в садике и в прогулках по окрестностям, где я собирала траву для своих новых подопечных. Таким образом, я вновь вернулась к подобию военной службы: у меня были часы сбора фуража, часы распределения рационов, часы перевязки. Невозможно быть более ревнивыми к своему праву собственности, чем это имеет место у английских крестьян. Когда мне случалось иногда сойти с тропинки, чтобы сорвать какой-то несчастный пучок травы, тут же прибегал какой-нибудь разъяренный тип и начинал кричать, потрясая кулаками: «My property!» [111] Моя собственность! (англ.). Я давала ему выкричаться и притворялась, что ничего не понимаю, до тех пор, пока моя операция не была закончена. Иногда, когда кричали слишком сильно, я забывала, что ношу юбку, я отпускала такое ругательство, показывая при этом лезвие ножа, что все завершалось очень хорошо: человек всегда успокаивался и отступал. Английский крестьянин не слишком закален; население Лондона, скажем так, имеет весьма сварливые обычаи; но весь их народ не поднимается, как наш, в мужественном порыве на военную службу на много лет. Он не боится удара кулаком, но лезвие ножа обычно производит на него впечатление. Я принадлежу к тем, кто полагают, что у Наполеона была очень разумная идея произвести высадку десанта в Англии, и что наша французская армия, ступив на землю, не встретила бы там длительного сопротивления.