Владимир Голяховский - Крушение надежд

Иногда Вольфганг водил ее в кино и театры, но избегал трагедий, выбирал только что-нибудь смешное. На пьесе Нушича «Госпожа министерша» Лиля вдруг очень оживилась:

— Ой, я вспомнила, что видела эту комедию в Москве, еще школьницей. В переводе и обработке пьесы Евгения Вермонта — русский вариант был еще смешней. Мы были с мамой, и я даже помню, что была в новом, голубом, платье. Я так благодарна вам, что вы мне дали возможность вспомнить детство.

В порыве воспоминаний она схватила его за руку, а он наклонился и стал целовать ее руку от пальцев до локтя и заглянул ей в глаза. В обществе Вольфганга Лиля забывалась, смеялась его шуткам. Вспоминала, как Влатко ревновал ее к нему, улыбалась этому про себя. Она понимала, что нравится Вольфгангу. И он тоже ей нравился. Ее губы, ее молодое тело уже так давно не испытывали любовных ласк, и, как ни тяжело ей было, в тайне она даже думала о возможной близости с ним. Было бы это изменой Влатко? Никогда она не думала об измене, ей просто не приходило это в голову. Но теперь Влатко нет с ней и никогда, может, не будет. Неужели ей суждено жить без мужских ласк?

Лиля никогда не спрашивала, есть ли у Вольфганга любовная связь. За все время в Белграде она не слыхала упоминания о какой-либо женщине и теперь думала: одинокий молодой мужчина должен проникнуться желанием к ней, одинокой (теперь одинокой, да-да-да, одинокой!) молодой женщине. Эта мысль волновала ее. Лиля всегда спала тревожно и несколько раз по ночам слышала, как Вольфганг тихо подходил к ее двери, стоял за ней, потом уходил. Зачем он это делал? Она понимала: он очень хотел ее, но человеческое благородство пересиливало и останавливало желание мужчины.

Больше месяца ждала Лиля разрешения и наконец получила его. Вольфганг пошел с ней в агентство «Аэрофлота» и купил билеты. Она смотрела ему в глаза, благодарила:

— Вы такой замечательный, так много делаете для нас с Лешкой. Мне неловко, но я скоро найду способ вернуть вам деньги. У меня есть еще одна серьезная просьба, последняя, помогите мне купить лекарства для мамы. Врач в Москве сказал, что югославская фирма «Плива» выпускает лекарства высокого качества, намного лучше русских.

— «Плива»? Это в Загребе. Там работает моя знакомая Ольга Беркович. Дайте список лекарств, она поможет мне достать их.

Действительно, за день перед отлетом Вольфганг принес ей коробку с набором лекарств. Она всплеснула руками:

— Ой, громадное вам спасибо. Это, наверное, дорого? Я должна вернуть вам деньги.

— Лиля, мне это ничего не стоило. Я объяснил Ольге, что лекарства нужны в Россию, и она прислал мне образцы, чтобы там познакомились с ними и потом делали коммерческие заказы.

— О, Вольфганг, вы такой!.. — Лиля не знала, что сказать, просто обняла и поцеловала его.

А все-таки как ни была счастлива, она заметила, что он погрустнел, ему явно не хотелось расставаться с ней. В последний вечер перед отлетом он устроил прощальный ужин, накупил дорогих продуктов и вин, стол накрыли в его комнате. Лешку рано уложили спать, Ирма скоро ушла к себе, и они с Вольфгангом веселились от души, он смешил ее рассказами. У Лили впервые было легкое настроение, она пила хорошее югославское вино и незаметно опьянела. Он ласково и вопросительно смотрел на нее. Захмелевшей, ей все казалось проще и ясней: она нравится ему, он нравится ей… Чего же еще? Лиля нетвердо встала, подошла к нему, села на колени и подставила губы для поцелуя. Желания друг друга они понимали молча. От стола до кровати было всего несколько шагов, Вольфганг пронес ее на руках.

Стало очень приятно, когда он медленно и ласково начал ее раздевать. Лиля закинула голову назад, вздохнула, и сладостная истома пронзила ее вместе с его нежным и осторожным проникновением. Она застонала, это было чудесное, необычайно сладостное чувство женщины, отдающейся мужчине в первый раз. Потом Лиля постепенно осмелела, и все крепче и крепче вжимала его в себя. Это длилось долго-долго, чудесно было находиться полностью во власти мужчины, отдаваться, наслаждаться и не думать ни о чем.

Только уже расцепив объятия, она подняла голову, посмотрела на него, спросила:

— Ты не думаешь, что я сделала что-то плохое?

— Ты ничего плохого не делала. Разве тебе было плохо?

— Нет-нет, очень хорошо, очень!

— Тогда не думай ни о чем плохом…

С тех пор как от Лили пришла телеграмма, Мария с нетерпением ждала дочь, волновалась, переживала за нее и внука, думала об их будущем. Время от времени Лиля звонила им и говорила, что живет пока в Югославии без визы, у знакомого по имени Вольфганг, сначала ей надо уладить дела с визой через посольство, а потом она купит билеты на самолет. От постоянных дум и подавленного настроения у Марии участились приступы сердечной аритмии. Уже пару месяцев назад ей кто-то посоветовал:

— Говорят, в Боткинской больнице есть молодой, но очень хороший кардиолог доктор Лузаник. Он уже кандидат медицинских наук. Пойдите к нему на прием.

Мария помнила этого соученика Лили, он еще тогда подавал надежды стать хорошим специалистом, мечтал о научной карьере, но, как еврея, его не оставили на кафедре, и он уехал работать в Карелию. Теперь Мария записалась к нему на прием.

Руперт Лузаник после работы в Карелии вернулся в Москву, наконец его приняли в аспирантуру — помогло знание трех языков. Он написал кандидатскую диссертацию, стал кандидатом медицинских наук, ассистентом известного профессора Вотчала. Когда Мария вошла в приемную, сразу увидела, что симпатичный худой юнец превратился в солидного мужчину — перед ней в белом крахмальном халате стоял почти профессор.

Он мгновенно узнал Марию, улыбнулся ей прежней мягкой улыбкой:

— Очень приятно вас видеть.

— Мне еще приятней, — улыбнулась Мария. — Вы теперь кандидат медицинских наук. Я должна называть вас по имени-отчеству, а я и не знаю вашего отчества.

Рупик замахал руками:

— Что вы! Зовите меня просто по имени.

— Я так рада, что вы смогли добиться своего. Я ведь помню, как вас притесняли. Теперь у вас все хорошо.

— Спасибо. Но знаете, у еврея все хорошо не бывает. Я написал честную диссертацию, предложил новый метод. Но мне опять пытались вставлять палки в колеса. Мои враги-антисемиты написали анонимное письмо, что все данные моей диссертации выдуманы, что я беру с больных взятки и вообще настроен против советской власти.

Мария поразилась:

— Неужели осмелились на такое?

— Осмелились… Но на мое счастье их письмо опоздало на день. Я защищался в Академии медицинских наук, члены совета единогласно проголосовали «за». А сразу после защиты мне пришлось доказывать, что в анонимном письме не было правды.