Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

Подобных «толкачей-осведомителей» в НКВД отиралось немало, и когда возник вопрос о следственных делах, готовившихся на «тройку», но не рассмотренных в связи с ее упразднением, Самойлов обратился за консультацией прежде всего к ним.

Одни ему посочувствовали, другие рассмеялись в лицо, посоветовав направить дела в суд.

— Какая разница, — издевались коллеги с коварством, достойным лучшего применения, — суд не хуже НКВД разберется в этих Делах.

— Вы придурки, — злился Самойлов. — Это же «троечные» дела! Чтобы их подготовить в суд — двух жизней не хватит.

— Чьих жизней? — резвились коллеги. — Малкина и Сербинова? Пусть прихватят с собой Безрукова. Жизней троих вполне будет достаточно, чтобы оправдаться перед историей.

Выход подсказал «толкач» из Киева. Бахвалясь, он рассказал, как ловко спас свое начальство, пропустив несколько сот таких дел через Особое совещание при наркоме внутренних дел.

— Главное — найти, через кого их двинуть туда, — прозрачно намекнул хохол.

Пришлось Самойлову раскошеливаться. Организовали в гостиничном номере стол, пригласили москвичей, тех самых, через кого намеревались двигать «дохлые» дела… Словом, удалось тогда «сплавить» около четырехсот дел.

Что делать с остальными? Не прекращать же их за недоказанностью или отсутствием состава преступления!

— Вернуть горрайотделам. Пусть сами разбираются и принимают решения, — предложил Безруков и, заметив, что Малкин отрицательно качает головой, подчеркнул: — Пять-семь прекращенных дел на орган — не так много и вполне допустимо. Авторитет мы от этого не уроним, наоборот, подчеркнем нашу приверженность революционной законности.

— Как бы не так! — возразил Шашкин и вскочил с места. — Ты, видно, забыл, как меня долбили на краевой партконференции те самые, на ком я продемонстрировал свою приверженность к революционной законности. Люди доброе отношение к ним воспринимают как должное, а плохое помнят всю жизнь.

— У тебя, вероятно, есть предложение? — спросил Малкин у Шашкина.

— Есть.

— Ну так излагай.

— Я предлагаю следующее. Вообще я над этим думал давно… Вот мы получаем из Москвы приговоры по нашим делам. Так? И спешим их скорей привести в исполнение, потому что осужденных содержать негде, тюрьмы, мол, забиты. А я б не спешил. Я б их использовал.

— Поясни, — встрепенулся Малкин.

— Все просто. Предлагаем осужденным переписать протоколы допросов, и вставить в них с десяток фамилий арестованных по дохлым делам.

— В этом что-то есть, — оживился Сербию».

— И ты думаешь, осужденные пойдут навстречу твоим пожеланиям?

— Не пойдут — так заставим.

— Если пообещать осужденному к лагерям оставить отбывать наказание в пределах края — он маму родную впишет, — поддержал Сербинов предложение Шашкина.

— Да. А с приговоренными к «вышке» вообще церемониться незачем: две-три крепкие порки и дело в шляпе. А вписанных арестованных привлечем как соучастников, изобличенных осужденными.

— Разумно, — одобрил Малкин. — Поручаю это дело тебе. Посмотрим, что из этого выйдет.

Вышло, как было задумано. И хоть часть дел все же осталась нереализованной, ситуация вскоре разрядилась; в крае вместо упраздненной просто «тройки» была создана и заработала во всю мощь «особая тройка» УНКВД.

За проведенную «операцию», а официально — за выдающийся вклад в дело борьбы с контрреволюционным подпольем, Шашкин был щедро вознагражден: по ходатайству Малкина он через ступень был произведен в капитаны госбезопасности; грудь его украсили орден Красной Звезды и знак «Почетного чекиста»; с должности начальника отдела Управления его назначили помощником начальника Управления и по совместительству начальником Сочинского горотдела НКВД.

— Такие взлеты достойны подражания, — любовно глядя на обласканного выдвиженца, заявил Малкин, представляя его личному составу, — теперь главное — избежать головокружения от успехов. Закружится голова — потеряешь равновесие, упадешь и больше не встанешь.

Это было предупреждение, призыв помнить, что Шашкин со всеми орденами, званиями и должностями не сам по себе, что творец его он — Малкин.

Шашкин это понял:

— Не упаду, Иван Павлович! Я цепкий!

Сербинов оказался не единственным, кто напомнил Малкину о февральских событиях. Удостоил его своим вниманием и заместитель наркомвнудела товарищ Берия.

— Ты что за побоище устроил грекам в Сочи? Посол Греции забросал правительство ходатайствами с мольбами о пощаде.

— Побоища не было, товарищ комиссар. Маленько почистили местность, прилегающую к автотрассе, чтобы обеспечить безопасность товарища Сталина…

— Только и всего? — в голосе Берия прозвучало разочарование. — И из-за этого столько шума? Я-то думал, что вы поработали как следует.

— Мы поработали как следует, товарищ комиссар!

— Ну, ладно, оставь их пока в покое. Впрочем, если обстоятельства вынудят…

— Понял, товарищ комиссар!

Малкин долго думал над тем, что значил для него в действительности этот неожиданный звонок. Ни до чего не додумавшись, успокоился: мало ли что взбредет в голову руководителю такого масштаба.

Ершов привез из Москвы свежие сплетни: в НКВД готовится переворот. Ежов неофициально отстранен от наркомвнуделовских дел, хозяйничает в органах Берия. Берия громогласно заявил, что в органах засели преступники, что в лагерях сидят миллионы невиновных людей и пришло время навсегда покончить с ежовщиной. Берия настаивает на проверке деятельности НКВД, изъятии и аресте тех, кто преступно обезглавил многие партийные организации и крупные производства страны. И последнее: по настоянию Берия, Сталин создал Комиссию ЦК ВКП(б) в составе Молотова, Маленкова, Вышинского и Берия, которая уже провела ревизию расстрельных дел и намеревается провести тотальную проверку обоснованности содержания под стражей в подразделениях НКВД всей страны. Сплетни по сути своей совпадали с той информацией, которой располагал Малкин. Поэтому он решил не испытывать судьбу и бросил на реализацию «троечных» дел весь наличный оперативно-следственный состав Управления, четко определив для каждого объем работы и жесткие сроки ее исполнения. Заработала под его председательством «тройка», загремели выстрелы в расстрельных подвалах тюрем Краснодара, Майкопа, Армавира и Новороссийска, на огороженных глухими заборами пустырях. Чекистские залпы салютовали годовщине большевистского переворота, вошедшего в историю как Великая Октябрьская социалистическая революция. Только первого ноября Малкиным со товарищи было вынесено и приведено в исполнение более шестисот смертных приговоров.

— Что ни говори, — делился Малкин впечатлениями с Сербиновым и Ершовым, а внесудебные органы для наведения порядка в стране великолепная вещь, я бы сказал — незаменимая вещь!