Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Всю эту работу вы должны были выполнить один?

— Нет. Меня обеспечили явками в Севастополе, Симферополе, Феодосии и Керчи.

— Что вам удалось выяснить и что из этого вы скрыли от командования?

— Собранную информацию я немедленно передал по назначению.

— Вы лжете, Малкин. Как раз этот момент нами детально изучен. Каким вы застали положение в Крыму?

— В первые же часы пребывания там я понял, что на территории, подвластной Врангелю, установлен жестокий диктаторский режим. Свирепствовали сыск и военно-полевые суды. Людей хватали по малейшему подозрению. В качестве наказания применялись лишь две меры: расстрел и оправдание.

— Оправдание — в качестве наказания?

— Да. Это разновидность расстрела.

— Уточните, — насторожился следователь.

— Арестованного, в отношении которого не было прямых улик, не расстреливали сразу, а оправдав на бумаге, высылали в Советскую Россию. При переходе линии фронта его уничтожали. Иногда эту меру применяли в чистом виде: не оправдывали, а приговаривали к высылке и таким же макаром уничтожали.

— Как обращались с перебежчиками с советской стороны?

— Их арестовывали и содержали в тюрьме до выяснения.

— Такой режим способствовал порядку?

— Нет. Несмотря на строгость, на территории процветала преступность. Грабежи, убийства, казнокрадство. Чиновничество от мала до велика погрязло во взяточничестве…

— То есть полное разложение?

— Да. В таких условиях, как вы понимаете, содержать боеспособную армию было невозможно.

— Вот тут как раз и сработала ваша провокаторская сущность.

— Не понимаю.

— Вы пытались создать у командования мнение, что ему придется действовать против разложившейся и небоеспособной армии. Размагничивали командование.

— Я был не единственным источником информации. Командование имело возможность сопоставлять, сравнивать, уточнять.

— Что вы узнали о десанте?

— Подготовка к нему ни для кого не была секретом. Об этом знали все. Уроженцы Кубани вербовались в десант открыто, беспрепятственно переводились из других частей и сосредоточивались в Керчи и Феодосии. Многие из них, будучи уверенными в успехе операции, прибывали туда с барахлом и семьями. В Крыму тогда бытовало мнение, что население кубанских станиц ждет не дождется своих избавителей, и в случае их вторжения готово чуть ли не поголовно подняться против советской власти.

— Как вы доложили командованию об истинной цели десанта?

— По данным, которые мне удалось получить, щетинная его цель состояла в том, чтобы создать на Кубани очаги вооруженной борьбы там, где население не приняло советскую власть, и объединиться с повстанческими отрядами Фостикова. За счет местных казаков пополнить армию и, как я уже говорил, развить операцию дальше на Черноморье, Терек, Ставрополье, Дон и, возможно, на Украину.

— Почему вы не сообщили командованию о времени и месте высадки десанта?

— Время я сообщил предположительное. Места высадки не знал.

— Вы только сейчас сказали, что части, из которых формировался десант, сосредоточивались в Керчи и Феодосии. Разве трудно было предположить, что погрузка его будет производиться там же, а следовательно, высадка — в ближайшей точке.

— У меня не было задания высказывать предположения. Я освещал обстановку. Командование должно было предположить место высадки, исходя из анализа всей собранной информации. Что касается оценки состояния тыла — я, на мой взгляд, дал ее верно.

— Это на ваш взгляд…

— Да. Я отмечал в частях Улагая, собственно, во всем его воинстве, организационные недостатки, междоусобицы, интриги. Они были и сразу сказались на результатах, как только десант высадился на Кубани.

— Как они проявились?

— Что, рассказывать подробно?

— Конечно. А вы куда-то торопитесь?

— Мне торопиться некуда.

— Ну вот и отвечайте на вопрос.

— Хорошо. Когда был объявлен поход на Кубань, к Врангелю ринулась старая кубанская войсковая администрация, пересиживавшая черные дни в Крыму, и потребовала восстановления ее в правах и переправки на Кубань в полном составе. Врангель почему-то выразил старому аппарату недоверие и приказал Улагаю сформировать новый. При погрузке на корабли путь старой администрации был прегражден, но каким-то образом она все-таки достигла пределов Кубани. Грызня между старой и новой обернулась невероятной жестокостью по отношению к казакам на захваченной территории и оттолкнула их от «избавителей». Это первый момент. Второй момент: десант не имел запасов оружия, и когда толпы местных повстанцев и зеленоармейцев Приморско-Ахтарской, Бриньковской, Ольгинской и других станиц вышли из плавней, их нечем было вооружить. Поболтавшись два-три дня без оружия, они снова уходили в камыши или разбегались по домам. Отсутствие продовольствия вело к грабежам и восстанавливало население против десанта.

— Где вы находились во время высадки десанта?

— В общей массе. А затем при оперативной части штаба генерала Улагая в Приморско-Ахтарской.

— Почему скрыли от командования, что высадка будет произведена в Приморско-Ахтарской?

— О местах погрузки я информировал. О месте высадки не знал. Тем более что десант высаживался одновременно в трех точках.

— Вы знаете, во сколько жизней обошлось Девятой армии это ваше незнание?

— В районе Приморско-Ахтарской на момент высадки десанта находилось всего лишь две роты красноармейцев, которые не приняли боя и отошли. Не знаю, может быть, нашему командованию удалось разгадать замысел и отход был умышленным, чтобы завлечь Улагая вглубь. Увлекшись наступлением, генерал оставил Приморско-Ахтарскую — главную базу десанта, ринулся на Тимашевскую с прицелом на Екатеринодар — и потерял половину десанта. Нашим удалось провести у него в тылу ряд важных операций и вынудить оперчасть бежать в Ачуево. Конец вы знаете: Улагаю пришлось бежать, а Врангель не смог выделить ему резерв для оказания помощи.

— У него его просто не было, — заметил следователь.

— Да. Для этого ему пришлось бы сорвать операцию в Северной Таврии.

— Складно вы, Малкин, врете. Или все-таки вы рассказали правду?

— Мне нет смысла что-нибудь скрывать или преувеличивать, тем более что этот эпизод не ухудшит и не улучшит моего положения. Я ведь понимаю, что моя песенка спета.

— Не надо так мрачно, Малкин. Кто знает, куда кривая выведет? Какими были ваши отношения с Кабаевым до вашего разоблачения?

— Сугубо служебными.

— А он утверждает — дружескими.

— Значит, он воспринимал их такими. Я же утверждаю, что отношения с ним были чисто служебными. Но среди других я его выделял особо, потому что он отличался от прочих живостью ума и большим трудолюбием.