Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— Я прокурора не приглашал, — рыкнул Безруков, недослушав Захожая. — В его присутствии давать показания не буду!

— Послушайте, Безруков, — взорвался терпеливый Захожай, — что это за бравада? Почему вы себя так по-хамски ведете? Чего вы, в конце концов, добиваетесь? Вы просили меня посодействовать вашему переводу из Лефортовской тюрьмы в краснодарскую, потому что вам не понравилось тамошнее обращение — я пошел вам навстречу. В «благодарность» вы стали высказывать недоверие мне и я пригласил на допрос прокурора и особоуполномоченного. Вы опять высказываете недовольство. Так, может, вам все-таки удобнее содержаться в Лефортово? Чего вы хотите?

— Скорее всего, — высказал предположение обидевшийся прокурор, — ему не терпится опробовать на собственной персоне те методы следствия, которые в свое время сам изобретал и применял к своим жертвам.

— Вы же их называете вражескими, — парировал Безруков.

— Да, если их применяют к невиновным. По отношению к вам эти методы вполне допустимы и оправданы. И если товарищ Захожай проявляет незаслуженную гуманность, то это не значит, что вы неприкасаемы.

Безруков стушевался.

— Я не думаю, что помощник начальника следственной части на это пойдет.

— Ведите себя прилично, как подобает человеку, осознавшему свою вину, может, и не пойдет.

Безруков промолчал.

— Вы еще не забыли про дело Петра Пушкова? — спросил прокурор.

— О нем так много говорено, что этот Пушков во сне уже снится.

— Это хорошо, что снится. Значит, начинаете осознавать свою неправоту… Как случилось, что по делу арестовали Пушкова Петра вместо его брата Максима?

— Арестовали того, на кого была санкция.

— Санкция меня сейчас не интересует. Вам Одерихин доложил, что по бестолковости оперработника арестован не тот человек. Почему вы не исправили эту грубейшую ошибку?

— Я доверился санкции прокурора. Он же проверяет дело, прежде чем давать санкцию на арест!

— Обязан проверять и, вероятно, проверял. Но по делу не проходит Максим. Вы ж не давали прокурору донесения своих агентов. У него нет к ним допуска. А у вас есть. Почему вы не проверили?

— Я поинтересовался, почему арестован не тот Пушков. Мне ответили, что тот семидесятилетний старик, а этот молодой, да к тому же проходит по делу вместе с ним.

— Проходит как родственная связь, — уточнил Захожай.

— И санкция получена на него, — проигнорировал Безруков замечание следователя.

— Вы опять о санкции! — прокурор раздраженно посмотрел на Безрукова.

— Потому что в этой истории, я считаю, главным пунктом была санкция. Я ей доверился. Тем более что семидесятилетнего Максима никто бы не арестовал.

— Вы по материалам получаете санкции или по возрасту?

— Мы избегали брать стариков. Арестовывали только особо важных.

— Вот тут и есть вражеская рука, — прокурор победно сверкнул глазами.

— Почему? — удивился Безруков.

— Потому что избивали молодых, здоровых людей, трудящихся, приносивших пользу Родине, а хлам, стариков, которые контрреволюцией занимались, не арестовывали!

— Вы утверждаете, — обратился к обвиняемому Захожай, — что санкция прокурора была?

— Да! Дело было до массовой операции, когда санкцию прокурора брать было обязательно.

— Вы нагло лжете, Безруков! — вмешался в допрос особоуполномоченный. — За кого вы нас принимаете? Массовая операция на всей территории края началась одновременно пятого августа, а Пушков арестован двадцать первого ноября. Нужна была санкция на арест или нет? В деле-то ее нет!

— Такого не может быть.

— Какого не может быть?

— Чтобы в деле не было столь важного документа.

— Вам предъявляется следственное дело. Найдите то, чего там нет!

Безруков торопливо пролистал дело и недоуменно пожал плечами.

— Ну! Покажите мне санкцию! — особоуполномоченный брезгливо скривил рот.

— Возможно, ее вынули, — равнодушно буркнул под нос Безруков. По выражению его лица было видно, что отсутствие в деле санкции его нисколько не удивило.

— Вот опись документов, имеющихся в деле. Она составлена Кузнецовым — работником одиннадцатого отдела УГБ, работавшим тогда в Новороссийском портовом отделении. В описи санкция не зафиксирована. Значит, вопрос стоит так, что Кузнецов ее из дела изъял?

— Возможно.

— Зачем?

— Вы же сами сказали, что дела тогда оформлялись без санкций…

— Я сказал, что для ареста контрреволюционера в период массовой операции санкция прокурора не требовалась. Такова была установка НКВД СССР, согласованная с ЦК ВКП(б). Зачем же вы в нарушение этой установки сначала берете санкцию, а затем выбрасываете ее? Вам это нужно для чего? Чтобы переложить вину с себя на прокурора, якобы давшего санкцию, и на вашего подчиненного, якобы уничтожившего ее? Вы идете на гнусные вещи, Безруков. Вы способны без оглядки оклеветать любого, лишь бы спасти свою шкуру.

— Я знаю, что тогда дела перешивались.

— Ну и что? Были чьи-то указания об изъятии санкций?

— После объявления операции они изымались.

— Кто изымал, по чьей установке?

— Был приказ о порядке оформления этих дел. Там было ясно сказано, какие документы должны быть приложены.

— Там было сказано, что если есть санкция, то она должна выбрасываться?

— Нет, так сказано не было.

— Тогда в чем дело? Кто вынимал из дел санкции?

— В Новороссийске вынимали.

— Кто? Не юлите! Говорите конкретно — кто?

— Я вынимал.

— Из каких дел?

— Я говорю, что был приказ…

— Были указания изымать санкции прокурора?

— Не было.

— А вы вынимали! Значит, и здесь вы проводили вражескую работу.

— Я не вижу в этом преступления.

— Изымать из следственного дела документы не преступление? — возмутился прокурор.

— Вы будете продолжать врать, Безруков, или возьметесь за ум? — остановил затянувшийся диалог Захожай.

— Я говорю правду.

— Разве правда, что Пушков Максим семидесятилетний старик?

— Да!

— Он тысяча восемьсот восемьдесят пятого года рождения, что составляет далеко не семьдесят лет, как вы заявляете, а всего лишь пятьдесят два к тому времени. Что вы на это скажете?

— Я сказал, что с делом не знакомился. Мне его доложили и я доверился.

— И кто теперь должен отвечать за неправильный арест и осуждение Пушкова?

— Тот, кто его арестовал и вел следствие.

— А кто должен отвечать за то, что не было принято мер к освобождению напрасно арестованного? Кто должен отвечать за то, что контрреволюционер остался на свободе?

— Я, во всяком случае, отвечать не собираюсь!

— Не собираетесь, но будете. Почему вы не арестовали Максима?

— Я забыл об этом деле.

— О том, что контра гуляет на свободе — забыли?

— Разве я мог помнить всех?