Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

Белоказачье подполье было в Управлении притчей во языцех. О нем говорили много, много работали и много разоблачали. И все-таки нарком не раз указывал на неудовлетворительные результаты и руководство Управления нацеливало личный состав на все новые и новые разоблачения. Никто не знает, есть ли оно в действительности. Я знаю ряд дел, направленных на рассмотрение Военной коллегии, в которых сплошная липа. От арестованных бывших участников белого движения методом физического воздействия выбивались нужные показания, затем эти показания объединялись в одном производстве, связывались между собой таким образом, что ранее незнакомые люди становились соучастниками, и дело готово. Делалось это, разумеется, не от хорошей жизни.

Три дня я бился со Жлобой, пытаясь выполнить поручение Малкина. Жлоба начисто все отрицал. Я решил дать ему неделю для размышлений и, когда по истечении срока по моему требованию его доставили в кабинет, я увидел, что над ним кто-то усердно поработал. Лицо его было в ссадинах и кровоподтеках, левый глаз надежно закрыт разбухшими веками. Я спросил, кто его так разукрасил. Он с усилием усмехнулся:

— Палач, которого вы недавно рекомендовали кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

Я промолчал. Что я мог ответить? Что Жлоба прав?.. Мы договорились. Жлоба подписал протокол не читая. И я направил его по инстанции. И хоть не покидает меня уверенность, что дело Жлобы я сотворил чистыми руками, — на душе неспокойно. А наводит на размышления и вселяет сомнения случай, который запомнился, потому что показался вопиющим. Параллельно со мной расследованием по белоказачьим формированиям занимались еще несколько следователей, в их числе Бродский. Как-то я зашел к нему в кабинет и увидел странную картину: Бродский и арестованный по делу Жлобы Чертков, лежа на полу, чертят какой-то план на карте Северного Кавказа. Я спросил, что происходит. Бродский, доверительно подмигнув мне, пояснил, что Чертков отмечает расстановку жлобинских повстанческих корпусов, дивизий, полков. Это была явная липа и я сказал об этом Бродскому, но тот лишь усмехнулся.

— Знаешь что, мировой следователь, — он приблизил свое лицо к моему и прошипел: — пошел-ка ты отсюда на х…!

Я доложил о происшествии Сербинову. Я сказал, что Чертков гонит Бродскому липу, а тот, не пережевывая, проглатывает ее. Сербинов был со мною краток:

— Ты закончил протокол допроса Жлобы?

— Закончил.

— Вот и прекрасно. — Он выразительно, но не злобно, как раньше, посмотрел на меня и, чеканя каждое слово, произнес: — А теперь иди туда, куда тебя послал Бродский.

Я задохнулся от возмущения и когда пришел в себя — Сербинова возле меня уже не было. Что делать? Жаловаться Малкину? Превратят все в шутку. Наркому? Для этого нужно иметь полную информацию по делу. Вдруг я чего-то не знаю и мои сомнения напрасны. Я ощутил себя в замкнутом круге, из которого пока не могу выбраться».

В начале декабря на бюро горкома ВКП(б) рассматривался вопрос о Жлобе. Докладывал председатель ревизионной комиссии Ильин.

— Собственно, докладывать почти нечего, — сказал он хмурясь. — Из УНКВД поступила вот эта записка, из которой явствует, что член партии с 1917 года Жлоба арестован органами НКВД как враг партии и народа. О том, что на шестой городской партконференции Жлоба избран в состав пленума горкома, вы знаете. Известны его заслуги перед советской властью: герой гражданской войны, легендарный комдив Стальной дивизии, красный партизан. В мирное время сооружал оросительные каналы в качестве директора Рисотреста, был уполномоченным ВЦИК по борьбе с беспризорностью. Но вот Малкин утверждает, что он враг советской власти и готовил ее свержение.

— Не Малкин утверждает, — возмутился Малкин. — Это Жлоба показал на следствии.

— Возможно, — возразил Ильин, — но об этом известно следствию, а члены бюро горкома, как всегда, в неведении. Может быть, предложим товарищу Малкину проинформировать членов бюро более подробно о вражеской деятельности коммуниста Жлобы?

— Бывшего коммуниста! — уточнил Малкин.

— Коммуниста! — парировал Ильин. — Решение о его исключении из партии пока не принято.

— Более того, что уже сказано, я добавить не могу. Подчеркну для сомневающихся: вина Жлобы в проведении вредительской работы в системе Рисотреста, в «Заготзерне» и в подготовке вооруженного восстания полностью доказана.

— Ваше предложение, Иван Павлович, — попытался разрядить атмосферу Осипов. — Что вы лично предлагаете?

— Я предлагаю следующую формулировку: Жлобу из партии исключить как врага народа, арестованного органами НКВД.

— Вот так сразу, без обсуждения? — возмутился Ильин.

— У кого иное мнение, товарищи? — обратился Осипов к членам бюро.

Молчание.

— Может быть, есть вопросы к товарищам Малкину и Ильину?

Снова гробовое молчание. Осипов обвел взглядом членов бюро. Сидят насупившись, втянув голову в плечи.

— Нет вопросов, — сказал один.

— Все ясно, чего уж там, — поддержал другой.

— Какие там вопросы, — безнадежно махнул рукой третий. — Сказано ведь: большей информации нам доверять нельзя.

— Согласиться с линией товарища Малкина, — поднял голову четвертый. — Враг он и есть враг, с партбилетом или без него.

— То есть вы, товарищи члены бюро, считаете возможным принять предложенную Малкиным формулировку? — спросил Осипов.

— Не возможным, а необходимым, — оживился Малкин.

Голосовали, не глядя друг на друга, почти единогласно. Воздержался Ильин. Расходились молча, как после похорон. У каждого саднило сердце: сегодня отдали на заклание Жлобу. Трусливо, безропотно отдали. Кто следующий?

Дождавшись, когда все вышли, Ильин и Малкин, словно сговорившись, подошли к Осипову.

— Ты чего удила закусил? — обрушился Малкин на Ильина. — Партии он не верит, НКВД ни во что не ставит — как это понимать?

— Так дальше жить нельзя, Сергей Никитич, — словно не замечая Малкина, подступил Ильин к Осипову. — Малкин умышленно избивает партийные кадры, это же очевидно! А мы потакаем, не требуем обстоятельных докладов. Что это за формулировка: в связи с арестом? Арест это что — доказательство вины? Если так дело пойдет и дальше — в крае останется один не враг — Малкин. Пора в конце концов разобраться, кто враг.

— Ты на что намекаешь? — крикнул Малкин.

— Не намекаю, а с большевистской прямотой заявляю: ни тебе, ни твоему Сербинову я не верю! Так избивать партийные кадры могут только враги партии! Я предлагаю, Сергей Никитич, создать комиссию и поручить разобраться, что там творится в малкинских застенках.

— Зачем же комиссию? — с издевкой произнес Малкин. — Окажешься там сам и разберешься. Досконально.