Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— А ты и впрямь возомнил из себя, — вмешался в разговор Осипов. — Между прочим, у меня пока без движения лежат письма, в которых приводятся факты твоей вражеской деятельности. Хотел разобраться по-хорошему, не задевая твоей чести и не компрометируя органы НКВД. Вижу, что ошибся. Проверим. Подтвердится — первым потребую твоего исключения.

— Я на должность назначен ЦК и горкому не подотчетен.

— Речь не о должности, а о партийности. Исключим из партии — выгонят с должности. Выгонят с должности — настоим на аресте.

— Только не надо мне угрожать.

— А кто угрожает? Я лишь напоминаю, что ты рядовой партии и за ее дискредитацию вполне реально можешь лишиться партийного билета.

— Кстати, о партийных билетах, — всколыхнулся Ильин. — До каких пор ты будешь арестовывать людей с партбилетами в карманах?

— Это не твое дело. Есть установка ЦК.

— Где она, эта установка? Почему ее нет в горкоме?

— Потому, что она есть у меня.

— Установка при обысках изымать партийные билеты? Лжешь! Сергей Никитич! Этот вопрос надо немедленно вынести на пленум и проинформировать ЦК партии. Малкин враг — это очевидно.

Малкин струсил. Сначала он ощутил озноб. Затем его бросило в жар. На лбу, подмышками и на верхней губе предательски взмокло. Сдавило виски. Всегда надутый; зоб его расслабился и обвис. Ильин нанес чекистский удар, не зря когда-то подвизался в органах госбезопасности. «Дружно выступят и угробят, — решил он. — Если состоится решение пленума… подумать страшно…»

— Ладно, ребята, — сказал он, добродушно улыбаясь. — Пошутили и хватит. Пора расходиться: душновато здесь. Чтобы вас не занесло куда не следует, я ознакомлю вас с соответствующими документами ЦК и Наркомвнудела. Грешно не доверять товарищам по партии. Пока.

— Товарищ… — презрительно произнес Осипов, когда Малкин вышел.

— Грязный тип, — проговорил Ильин, укладывая бумаги в папку. — Думаешь, сдался? Теперь держи ухо востро, иначе перещелкает поодиночке.

— Ничего. Подготовьте с Матютой подробную справку обо всех коммунистах города, арестованных НКВД с сентября этого года.

— Малкинский период?

— Да. Глубже лезть не надо. Соберем компромат, проведем пленум. Заставим отчитаться по каждому факту. Только делать это без шума, без официальных запросов, чтобы не успел принять контрмеры. Ты ж его контору знаешь. Одних запугает, других уничтожит.

— На кого ты думаешь положиться в этом деле?

— Прежде всего — на Литвинова, Галанова, Борисова. Человек двадцать выступающих надо подготовить обязательно. Подготовить таких, в ком уверены, что не сдрейфят. Нужно показать всеобщее осуждение. Чтобы штатные ораторы НКВД не заглушили их голоса.

— Ты прав: готовиться надо тщательно.

— Отложи все дела и займись. Опыта тебе не занимать.

В Управление Малкин вернулся взвинченный и озлобленный. Вызвал к себе Сербинова, Безрукова, Захарченко и Шашкина.

— В горкоме заговор, — прохрипел он угрожающе. — Осипов намеревается установить контроль за обоснованностью арестов городских коммунистов. Грозил мне пленумом, исключением из партии.

— Шустрый парнишка, — удивился Шашкин. — Не ожидал.

— У него, кажется, крепкая дружба с Марчуком? — высказал предположение Сербинов.

— Дружат, — подтвердил Малкин. — На рыбалку, на охоту ходят вместе. Жена Осипова обстирывает Марчука, кормит пельменями.

— Дело не только в Марчуке, — заметил Захарченко. — Осипов крепко дружит с секретарями райкомов и председателями исполкомов. Изолировать его будет сложно. И потом, если он решился выступить открыто, значит, чувствует опору.

— Я и не призываю изолировать его прямо сейчас. В мае городская отчетно-выборная партконференция. Надо успеть выявить всех его сторонников, провести их разработку, собрать компру. Выявить и приголубить противников. От арестованных горожан, знающих Осипова, работавших или друживших с ним, добиться показаний о его антисоветских настроениях: по безграмотности он нередко допускает высказывания, порочащие деятельность ЦК, не говоря уже об НКВД. Еще раз взять в оборот Жлобу и вытянуть из него показания на Осипова. Насколько мне известно, именно Жлоба на шестой партконференции рекомендовал его в состав бюро и в секретари. И не просто рекомендовал, а отстаивал, потому что против него там выступали. Провести работу, чтобы не допустить его нового избрания в состав бюро. И не только его, сторонников тоже. Потом их можно будет брать голыми руками.

— А Марчук? — высказал опасение Сербинов.

— Марчука постараться обойти. Нас курирует Ершов, а это свой человек. С ним можно ладить. Тем более что компрометация Марчука через Осипова ему только на руку. Короче, Марчука и Ершова я беру на себя. Вам поручаю Осипова и компанию. Но предупреждаю: за вами только компра. Окончательное решение будем принимать вместе. Кстати, — обратился Малкин к заместителю, — как обстоит дела с новороссийским бунтовщиком?

— Одерихиным? Он прибыл сегодня в Краснодар и будет набираться опыта в группе Безрукова, под его непосредственным и неусыпным контролем.

— Ты, Безруков, сделай все, чтобы парень отвлекся и начисто забыл о Пушкове. К допросам с мордобоем приобщайте постепенно, щадите его самолюбие. Увидит эффективность таких допросов — смирится и, поверь мне, сам станет бить. И не забывайте о компромате. Подсуньте ему бабенку погрязнее, пусть сведет его с сомнительной компанией. В общем перевоспитывайте, а что делать с ним дальше — подумаем.

Одерихин знал не понаслышке, каким образом отдельные сотрудники НКВД добиваются «крупных успехов в деле разоблачения агентов контрреволюции». Для таких многодневные «стойки», конвейерные допросы, побои и даже пытки — не проблема. Применяй и властвуй, и получай охапки поздравлений. Такие всегда под рукой у начальства, они всегда в ходу, в них нуждаются. И награждают. И двигают по служебной лестнице все вверх, вверх, все выше и выше. И вот уже они окружают себя подобными себе и тоже двигают, и тоже награждают. Одерихина двигали только по горизонтали, потому что в нем не нуждались. От него избавлялись, потому, что он не был угодником и знал цену человеческой жизни. Он не был бездельником, но он был честным, а значит, опасным и потому ненужным. В Новороссийск на должность оперативного уполномоченного портового отделения УГБ НКВД его перевели из Сочи, где он пришелся не ко двору. В новой должности, он с ходу вступил в противоборство по делу Пушкова, бывшего краснофлотца, бывшего члена ВКП (б), выброшенного из партии в ходе массовой чистки, но преданного социалистической идее и своему боевому прошлому. Схватка оказалась неравной, его крик о беззаконии глушили в пределах порта и он уже подумывал самовольно выехать в Краснодар, но в намеченный для отъезда день в Новороссийске появился сотрудник УНКВД Бухаленко, и Одерихин вручил ему под роспись рапорта на имя Малкина и Сербинова, надеясь, что уж при их-то вмешательстве справедливость обязательно восторжествует. Прошли томительные две недели и лед тронулся. Из УНКВД поступил Приказ об освобождении Кузнецова — виновника конфликта — от должности ВРИД начальника портового отделения и назначении вместо него оперуполномоченного Мандычева. Приказ был объявлен личному составу утром, а вечером Мандычев пригласил Одерихина к себе и, хитровато щурясь, сообщил, что руководством УНКВД принято решение командировать его на два месяца в Краснодар на стажировку как одного из перспективных сотрудников.