Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

— Но вы нарушили присягу, данную императрице.

— Я спас жизнь офицеров и солдат, а это дороже, чем крепость.

— Ладно, поговорим об этом потом. Куда направляетесь?

— Шли в Турну, а теперь куда прикажете.

— В Турне вам делать нечего. Дойдёте до реки Аржис и станете там лагерем. Завтра решим, как с вами поступить.

Когда обезоруженное войско возобновило путь, Репнин вернулся к своим отдыхавшим конникам и собрал офицеров на совещание. После случившегося идти на Журжу уже не было смысла. Без артиллерии и пехотных полков было бы глупо пытаться вернуть крепость. Ничего другого не оставалось, как смириться с временным поражением. В присутствии офицеров Репнин написал главнокомандующему рапорт о захвате турками Журжи и отправил его в главную штаб-квартиру.

В лагерь у реки Аржис Репнин прибыл на следующий день. Подполковник Гензель со своими людьми был уже там. Вскоре прибыл и генерал Потёмкин. Он уже знал о сдаче Журжи туркам без боя и выразил Репнину сочувствие в такой форме, словно на нём одном лежала моральная ответственность за случившееся. Репнин подозревал, что находившийся в виду самой императрицы генерал, жаждавший быстрой карьеры, тайно злорадствовал, будучи уверенным, что если бы командующим корпусом назначили его, такого бы не случилось…

— Что теперь будете делать? — спросил Потёмкин.

— Пока не знаю. Подождём, что ответит на мой рапорт главнокомандующий.

Фельдмаршал Румянцев приехал сам.

— Потрудитесь, ваше высокородие, объяснить, что всё это значит, — набросился он на Репнина. — Каким образом ваши люди осмелились вопреки присяге без боя отдать врагу то, что завоёвано кровью наших солдат?

Оробев, Репнин вытянулся в струнку. Когда фельдмаршал обращался к кому-либо со словами «ваше высокородие», всем становилось ясно: он находится в крайнем гневе. Стараясь сохранить спокойствие, Репнин стал объяснять, что главная вина в случившемся лежит на коменданте крепости подполковнике Гензеле. Гарнизон крепости имел на вооружении 40 орудий, достаточно припасов и мог выдержать осаду в течение по крайней мере двух недель. Однако комендант продержался только три дня, после чего вступил в переговоры с неприятелем и в конце концов принял его условия капитуляции: сложить оружие, оставить крепость и уйти по направлению к Бухаресту.

— Где они теперь, эти ваши герои?

Репнин показал на группу офицеров, понуро сидевших у крайней палатки.

— Как, они ещё на свободе? — вскричал Румянцев. — Немедленно заковать в железо и отправить в Хотин на суд. Судить по 120 артикулу.

Репнин попытался заступиться за несчастных:

— Ваше сиятельство, но это же смертная казнь.

— На вашем месте, князь, — сурово отпарировал его заступничество фельдмаршал, — я подумал бы о последствиях столь позорного акта, а не о судьбе этих предателей, истоптавших присягу. — И с прежней твёрдостью повторил: — Судить по 120 артикулу!

(120 артикул военного устава гласил, что ежели подчинённые коменданта найдут возможность дальнейшей обороны крепости, в то время как сам комендант изъявляет желание сдать её противнику, они должны сперва постараться уговорить его не делать этого, а ежели сие не поможет, арестовать его и выбрать из своей среды другого коменданта. Поскольку в данном случае этого не было сделано, офицеры сдавшегося гарнизона должны были рассматриваться как предатели, поправшие присягу, а это по законам каралось смертью [19] Судить по 120 артикулу — после суда в Хотине над подполковником Гензелем и другими офицерами, виновными в сдаче туркам крепости Журжа, следственные материалы были направлены в Петербург. Вскоре по сему делу появился высочайший указ, коим было предписано трёх главных виновников сдачи крепости, в том числе Гензеля, лишить всех чинов, имущества и званий, «возведя на эшафот, ошельмовать через палача и сослать на вечную каторжную работу на Нерчинские рудники». Однако Румянцев, остывший от гнева, после дополнительного изучения причин сдачи крепости обратился в Петербург с ходатайством о смягчении вынесенного им приговора. Из-за уважения к его заслугам императрица отменила прежний приговор. Дело кончилось тем, что своим ордером от 2 января 1772 г. Румянцев приказал хотинскому коменданту «отобрать у подсудимых патенты на чины, но возвратить имущество и предоставить им свободу ехать куда хотят». ).

Подполковник Гензель и его офицеры не слышали распоряжения главнокомандующего, но когда их окружили и повели к костру, где кузнецы уже гремели железными цепями, они поняли, что их участь решена, и даже не пытались сказать что-либо в своё оправдание. В то время как их заковывали в кандалы, Румянцев, немного остыв, уже проводил в штабной палатке совещание с главными командирами. Он старался внушить всем, что занятие турками Журжи может побудить их на другие решительные действия. Румянцев подтвердил свои прежние указания о соблюдении осторожности и бдительности в завоёванных крепостях. Обращаясь к Репнину, он сказал:

— После взятия Журжи турки несомненно предпримут в Валахии более широкие наступательные действия. Вы как думаете?

— У меня новых сведений о противнике нет, — отвечал Репнин, — но постараемся держать ухо востро. С готовностью встретим любое нападение.

— Этого мало. Вы обязаны вернуть Журжу, иначе чёрное пятно надолго останется на вашем мундире.

Закончив совещание, главнокомандующий выехал через Бухарест в обратный путь. Что до князя Репнина, то он остался в лагере у реки Аржис. Задержало его здесь известие, полученное от разведчиков, которых он посылал в район крепости Журжа.

Фельдмаршал Румянцев был прав, когда говорил о возможном наступлении турок в Валахии. У них и в самом деле был план изгнания русских войск из этого района. В нескольких десятках вёрст от Журжи разведчики обнаружили стоянку 10-тысячного турецкого корпуса, которым командовал опытный военачальник сераскир Махмет-паша. После взятия Журжи, а крепость заняли именно его силы, он не предпринимал более активных действий, ожидая прибытия из-за Дуная новых войск. Репнин не стал ждать его усиления, а решил, навязав ему сражение, разбить, а уже потом взяться за освобождение Журжи.

На предполагаемом поле битвы, куда русские собирались завлечь неприятеля, Репнин определил позиции, удобные для действий как пехоты, так и кавалерии. Однако Махмет-паша сумел разгадать замысел русского генерала и не полез в приготовленную для него ловушку. Сераскир здраво рассудил, что ему совсем не обязательно атаковать русских на удобных им позициях, а лучше всего зайти к ним с тыла и таким образом, отрезав от главных сил, учинить полный разгром.