Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

Выслушав перевод речи российского посла, султан что-то сказал визирю. Обращаясь к послу, визирь произнёс короткую речь, которую перевели на русский язык таким образом:

— Его величество государь император, прибежище света, повелел мне известить вам, что есть его императорская воля, дабы мирный трактат, заключённый между его империей и империей Российской, был навсегда сохраняем и исполняем.

Российский посол поклонился султану и, посчитав свою миссию законченной, направился к выходу. Дело, порученное ему, было совершено.

…После обмена ратификациями Репнин оставался в Константинополе в качестве чрезвычайного посла более года. За это время ему довелось иметь у султана ещё одну аудиенцию, на которой он высказал желание российской стороны продолжать развитие русско-турецких отношений в благожелательном духе. Несколько встреч было у него и с верховным визирем. На родину князь Репнин выехал 13 апреля 1776 года.

Репнин вернулся в Петербург с супругой в конце мая. К этому времени императорский двор уже успел переехать в Царское Село, но многие государственные службы, в том числе и коллегия иностранных дел, оставались на месте. Снедаемый желанием узнать, какие перемены произошли за время его отсутствия, Репнин сразу же после дороги, даже не отдохнув как следует, поехал к первому министру графу Панину. Тот собирался куда-то идти, но, увидев князя, изменил своё решение.

— Сколько же мы не виделись — год? — разглядывая его с головы до ног, прикидывал Панин. — Может быть, два?

— До двух лет трёх месяцев не хватает, — улыбнулся в ответ Репнин.

— А что это у вас — подарок? — Глазами показал на объёмистую шкатулку первый министр.

— Подарок для вас хранит Наталья Александровна, к ней вам придётся поехать, а я привёз вам отчёт о проделанной мною работе.

Панин извлёк из шкатулки кипу бумаг, подержал на ладони и тотчас положил обратно.

— Потом займусь. А сейчас посидим, поговорим. Хотя человек я непьющий, но ради такого случая выпью. Рад твоему возвращению, зело рад.

За столом о Турции почти не говорили. Говорили о событиях в России за время отсутствия Репнина. Самым крупным событием прошлого года Панин назвал празднование по случаю заключения мира Российской и Оттоманской империями. На торжествах, состоявшихся в Москве, присутствовала вся русская знать во главе с императрицей. Программу празднеств составила сама государыня. По её повелению московские мастера возвели триумфальные ворота высотой 48 аршинов. Она хотела, чтобы фельдмаршал Румянцев, в то время всё ещё находившийся в Фокшанах, въехал в Первопрестольную именно через эти ворота и непременно в колеснице, как некогда делали это римские полководцы.

— И как же выглядел Румянцев в сей колеснице? — поинтересовался Репнин.

— Никак. Фельдмаршал вообще не стал участвовать в таком маскараде. Вначале через своего гонца просил императрицу отменить намеченное триумфальное шествие, но когда узнал, что её величество намерена стоять на своём, в подмосковной деревушке дождался глубокой ночи и въехал в город никем не замеченный. Словом, всех перехитрил.

Репнин рассмеялся: от Румянцева такого поведения стоило ожидать. Терпеть не может маскарадов.

— А что ещё было на этом празднике?

— Много всего было. Были потешные игры, маскарады, бесплатные угощения черни и, конечно же, награды. В тот день государыня была щедрой, никого не обошла милостями.

— Обиженных не было?

— Кто-то из награждённых, может быть, и затаил обиду. Мы живём в такое время, когда человек награждается не столько по заслугам, сколько по прихоти лица, его награждающего: ему даётся гораздо больше того, что положено, либо значительно меньше.

— Заслуги Румянцева, надеюсь, были оценены по справедливости?

— Да, граф получил то, что заслуживал. А вот Потёмкин… — Тут Панин прервал свою речь и молча принялся разливать чай.

— Что Потёмкин? — подталкивая его к продолжению разговора, спросил Репнин.

— Разве о нём тебе не рассказывали?

— А что могли рассказать?

— Пока тебя не было в Петербурге, он сделал головокружительную карьеру. Был по чину ниже тебя, всего-то генерал-майором, а теперь стал таким же полным генералом, как и ты, перескочив одну ступеньку. Но дело не только в генеральском чине. В окружении императрицы он сумел занять то место, которое раньше принадлежало Григорию Орлову.

— А Васильчиков?

— Васильчиков отодвинут в сторону: Потёмкин стал первым фаворитом её величества. Государыня души в нём не чает. С её благословения он стал вице-президентом военной коллегии, подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, возведён в графское достоинство Российской империи. На праздновании мира государыня вручила ему шпагу, осыпанную бриллиантами, а также свой портрет с драгоценностями для ношения на груди. В знак особого благоволения.

Репнин едва уловимо усмехнулся:

— Вы, Никита Иванович, говорите о Потёмкине так, словно люто его ненавидите, может быть, даже больше, чем ненавидели Орлова.

Прежде чем ответить, Панин помолчал немного, собираясь с мыслями:

— Ты прав, я ненавижу всех временщиков, которые толпятся вокруг императрицы. Я стараюсь скрывать это от других, но от тебя скрывать не стану. Таких людей нельзя допускать до государственного кормила, иначе своими авантюрными замыслами они могут погубить Россию.

— Но они уже прорвались к кормилу. Разве не так?

— Не совсем. Они пока встречают сопротивление со стороны истинных патриотов страны, и мы должны усиливать такое сопротивление, занимая ключевые должности в делах управления государством. И ты, князь, должен тоже занять одну из таких должностей.

— Что конкретно имеете в виду?

— Я уже стар и давно подумываю о том, кому передать руководство делами сношений с другими государствами. И каждый раз прихожу к заключению: более других на эту должность подходишь ты. Молчи, молчи, — не дал возразить своему собеседнику Панин. — Сначала выслушай до конца. Я не буду ставить этого вопроса завтра или послезавтра. Я дам тебе отдохнуть, поразмыслить, а потом буду говорить с императрицей. Думаю, она со мной согласится. Как на сие посмотришь?

— Право, не знаю… Я чувствую себя солдатом, меня тянет к военной деятельности. Но ежели государыня примет такое решение…

— Решение она примет, — заверил Панин. — Постараюсь убедить её в этом.

Прервав деловой разговор, они выпили немного вина, попили чаю, после чего Панин поинтересовался у собеседника, когда он намерен поехать к государыне с докладом о своём пребывании в Константинополе.

— Сегодня уже поздно. Наверное, завтра. Но я надеюсь поехать к ней вместе с вами, — сказал Репнин.