Михаил Петров - Фельдмаршал Репнин

Что до особы на роль будущей любовницы императора, то на это решилась дочь московского полицмейстера. Разумеется, с дозволения папаши, с которым у Ростопчина был свой уговор.

Интрига была рассчитана до мелочей и, поскольку не было допущено ни одной серьёзной ошибки, удалась на славу.

Однажды на одном увеселительном мероприятии император вместе с камердинером проходил по залу и вдруг увидел девушку необыкновенной красоты. Она смотрела на него большими и, как ему показалось, влюблёнными глазами. Тонкая, стройная, с обворожительным личиком.

— Узнайте, кто такая? — попросил Павел Кутайсова.

— Я её знаю, — отвечал камердинер. — Это дочь московского полицмейстера, очень уважаемого человека.

— Поговори с ней, я хочу, чтобы она была моей.

— Думаю, отказа не будет, — заверил камердинер.

Так возник узел, связавший его величество с дочерью полицмейстера Лопухина. А вскоре на сцену вышел и сам Ростопчин. Кутайсов помог ему встретиться с императором без свидетелей. В беседе Ростопчин дал понять его величеству, что в Петербурге, а теперь уже и в Москве давно ходят разговоры о двух особах, близких к государю, которые слишком много на себя берут, даже вершат судьбами людей. А повод таким разговорам, как можно полагать, даёт семейство князей Куракиных со своей многочисленной роднёй. Уж слишком много стали мнить о себе эти Куракины: что бы император хорошего ни сделал, стараются себе в заслуги записать…

— Я этим займусь, — хмуро пообещал Павел. — Я не допущу, чтобы кто-то давал начало худым разговорам о своём государе.

— А что до госпожи Лопухиной, — вкрадчиво продолжал Ростопчин, — то кроме хорошего, ничего сказать о ней нельзя. Когда, ваше величество, узнаете её поближе, убедитесь сами, какая она прекрасная, непорочная особа.

Ростопчину хватило одного этого разговора, чтобы добиться своего: государь вернул его из Москвы в Петербург и предоставил должность третьего члена коллегии иностранных дел. Кутайсов в благодарность за оказанную «особую услугу» получил новые земли во внутренних губерниях страны. Бывший московский полицмейстер Лопухин за то, что не препятствовал видам императора на его дочь, получил титул князя и голубую ленту. Что до князей Куракиных, в дальнем родстве с которыми находилась фрейлина Нелидова, то они оказались в глубокой опале.

Устраивая свои амурные дела и одновременно с этим выявляя, кто его милостей более достоин, а кто не достоин совсем, Павел, однако, не забывал и о делах государственных. После подавления крестьянских волнений внутри страны сферой его наибольшего внимания стала внешняя политика. Он загорелся желанием совершить то, чего не смогла сделать его покойная матушка Екатерина, — заставить стать на колени перед Европой «якобинскую» Францию. Эта страна вела себя слишком вызывающе, особенно после того как её армия оказалась в руках генерала Наполеона. Начав войну с Австрией, сей генерал сумел утвердиться в Италии, захватил Ионические острова, крепости на Албанском побережье… Ежели и дальше он будет действовать таким же образом, то со временем может приблизиться и к границам России… Нет, такое дальше допускать нельзя. Довольно смотреть на сие спокойно.

Терпение Павла окончательно лопнуло, когда он узнал о захвате французами острова Мальты. Это было уже слишком. Остров находился под покровительством российского императора, являвшегося магистром Мальтийского ордена. Долг обязывал его действовать, и действовать быстро и решительно.

Павел вызвал на совет первого министра Безбородко.

— Вы слышали, граф, — обратился он к нему, — эти французы обнаглели до того, что уже покусились на Мальту.

— Я знаю об этом, — подтвердил Безбородко.

— И что теперь будем делать?

Безбородко замялся с ответом. Павел не стал ждать и заговорил снова:

— Надобно дать понять французам, что такие действия даром для них не пройдут.

— Границы Франции слишком удалены от России, — уклончиво сказал первый министр, — поэтому нам трудно оказывать на эту страну ощутимое давление.

— Но мы можем выступить в союзе с её соседями. Австрия, Пруссия, Англия… Можно создать сильную коалицию. Кого пошлём?

— Куда?

— В европейские страны создавать антифранцузскую коалицию.

— Прежде, чем посылать, надо серьёзно подумать.

— А что тут думать, и так всё ясно. Может быть, поручим Ростопчину?

— Ростопчина в Европе никто не знает, да и опыта у него нет.

— Тогда, может быть, сам поедешь?

— С этим делом может справиться только один человек, — помедлив, сказал первый министр. — Сей человек князь Репнин. Хотя…

— Что «хотя»?

— В своё время князь выступал за возобновление торговых отношений с Францией. Правда, это было ещё до начала агрессивных действий Наполеона.

— Пусть выступал, ну и что?

— А то, что его внутренняя убеждённость может не совпасть с нашими позициями.

Император вспыхнул:

— Чепуха! Князь не может иметь особливых мыслей. Он будет делать то, что ему прикажем. Кстати, где он сейчас?

— Его резиденция в Вильно.

— Немедленно известите его по эстафетной связи: пусть не мешкая едет в Петербург.

— Будет сделано, ваше величество, — сказал первый министр и, поклонившись, ушёл выполнять приказание.

Письмо первого министра, посланное по эстафетной связи, Репнину принесли на дом поздно вечером, когда он уже готовился ко сну. В нём содержалось всего несколько слов: «Вас желает видеть император. Поспешите с выездом. Безбородко».

Надежда Александровна, узнав о содержании письма, засуетилась:

— Вызывают в Петербург? Значит, есть до тебя что-то важное.

Ей вспомнился давний разговор с фрейлиной Нелидовой, и почти забытые надежды заполучить для мужа хорошее место в Петербурге вновь взволновали её сердце: «А что, если сие связано с этим?!»

— Жаль, что не смогу поехать с тобой. Слабость чувствую в теле, голова побаливает… Но это ничего… Я буду ждать тебя. Только скорее возвращайся. А ежели дело заставит задержаться надолго, пришли кого-нибудь за мной. Я не смогу здесь долго жить одна.

Репнин выехал в Петербург рано утром в плохом настроении. Он не ждал от этой поездки для себя ничего хорошего. Впрочем, его совершенно не беспокоил вопрос, для чего он вдруг понадобился императору. Он думал о жене, о её физических и душевных страданиях. Её точила какая-то непознаваемая внутренняя болезнь. Городской доктор польского происхождения, известный в Литве как лучший специалист по сердечным заболеваниям, после её осмотра сказал Репнину, что дело серьёзно и Наталья Александровна может долго не протянуть… Репнин теперь сожалел, что не использовал время пребывания в Петербурге для лечения супруги. Доктор-поляк хорош, но в Петербурге всё-таки можно было найти более опытных специалистов, не говоря уже о лекарствах… Хотя, когда жили в Петербурге, жена выглядела гораздо лучше, и у него в мыслях не было, чтобы показать её докторам. Заметно сдала она только после возвращения в Вильно. Не пошёл ей на пользу здешний климат. Хотя и говорила она, что здесь ей хорошо, но думала всё время о Петербурге. Однажды проговорилась: «Ежели умру, не надо меня здесь хоронить, предайте земле петербургской»… Смерть в её возрасте… Не приведи Господь такому случиться!