Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Очнулся Мерецков на станции Серебряково. Он облился холодной водой и стал выяснять обстановку. Вдоль железной дороги на Панфилово отходила бригада дивизии, в которой находился комиссар штаба Петров. Увидев Мерецкова, он обрадовался.

— Кирилл, срочно отправь начдиву Степиню повозку со снарядами, а потом попробуй прорваться в хутор Сенное, где должна быть ещё одна наша бригада, — распорядился Петров, смахивая с раскрасневшегося лица липкий пот. — Мы едва пробились к станции. Кругом рыскают разъезды казаков, так что не попадись им в руки. А я пока буду с бригадой на станции. — Он резко поднял голову и взглянул на Мерецкова. — Если что — в плен не сдавайся!

— Это само собой понятно, — серьёзно промолвил Кирилл Афанасьевич. — Я же красный командир!

Повозку со снарядами он отправил сразу же, наказав бойцу пробиться к начдиву Степиню во что бы то ни стало.

Оседлав коня, Мерецков взял с места в карьер. В степи было жарко, солнце палило нещадно, то и дело где-то на северной стороне раздавались глухие взрывы снарядов. Уже показались дома в Сенном, и вдруг из-за бугра выехал казачий разъезд. Мерецков осадил коня, ещё не решив, как ему поступить. Белоказаки — их было с полсотни — ехали неторопливо, без охраны, видимо полагая, что красных вблизи села нет. Что делать? Какое-то время Кирилл Афанасьевич размышлял. Потом сказал себе: «Надо пробиваться!» — и пустил коня в галоп. Пока ехал вдоль деревьев, казаки его не видели, а когда он выскочил на дорогу, они заметили его, но почему-то не стреляли, наверно, приняли за своего казака из соседнего разъезда. На полном скаку Мерецков, согнувшись в седле, проскочил мимо казаков, стреляя из нагана. Трое бросились ему наперерез, кто-то из них зацепил его шашкой по руке. Но Мерецков с ходу сшиб с ног одного казака, другого уложил из нагана, а третий что-то замешкался, потом вскинул карабин и стал стрелять. Но Мерецков уже был далеко. В хутор казаки за ним не поскакали.

«Наверное, там и находится наша бригада», — рассудил Кирилл Афанасьевич. Так оно и было. У здания исполкома он увидел командующего 9-й армией полковника Всеволодова и двух членов Реввоенсовета армии. Все трое стояли у автомобиля и о чём-то беседовали. Мерецков, спешившись, подошёл к ним.

— Вы кто? — спросил его Всеволодов, насупив лохматые брони. Он явно был чем-то недоволен, хотя пытался это скрыть.

Мерецков представился.

— Что здесь делаете?

Мерецков объяснил, что ищет свою бригаду, а прибыл он со станции Серебряково. Вся местность запружена белоказачьими разъездами, и он сам едва не попал в их руки.

— Вдали я видел крупные кавалерийские отряды белых, — сказал Мерецков командарму, — будьте осторожны!

— Не может быть, вы врёте! — чуть ли не закричал на него командарм, даже покраснел. Смотрел он на Кирилла Афанасьевича зло.

— Как вру? — возмутился Мерецков. — Я только что дрался с разъездом белоказаков, мне руку ранили, — он протянул левую руку с рукавом гимнастёрки, надрезанным шашкой, — так что ехать вам туда нельзя, иначе попадёте к белым в плен. А вот в Серебряково стоят наши части.

— Вы трус! — грубо бросил командарм. — Сейчас я поеду на автомобиле и лично всё проверю. Тогда пеняйте на себя, отдам под трибунал!

Но командарм Всеволодов и не думал воевать против белоказаков. Он переметнулся к ним! Наутро об этом узнал Мерецков. Теперь ему стало ясно, почему командарм так подозрительно вёл себя. Видимо, он давно замыслил измену, иначе 9-я армия воевала бы с врагом по-другому.

Мерецков принял дела начальника штаба 1-й стрелковой бригады. Став им, он с головой окунулся в работу. Теперь он знал, что и как делать, чтобы бригада была боеспособна и успешно громила врага. Себя, однако, он не собирался ставить под вражеские пули. Но, когда конники, выхватив шашки, ринулись в атаку на белоказаков, чтобы по приказу Степиня отбить у них хутор Чумаковский, Мерецков был впереди всех.

Во время боя лошадь Мерецкова понесла. Стреляя на ходу из нагана, Кирилл Афанасьевич увёртывался от вражеских пик. Но один из казаков вскинул карабин и почти в упор выстрелил в него. Пуля больно обожгла голень, держать ногу в стремени было невмоготу. Мерецков сполз с седла на землю, чувствуя, как закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Два бойца подхватили его на руки, отнесли в сторону, затем разрезали сапог и перевязали рану.

— Крепко вас зацепило, — качнул головой боец, покручивая рыжие, как пшеничный колос, усы. — Вас бы надо отправить в лазарет, не то как бы хуже не было.

— До свадьбы заживёт! — отшутился Кирилл Афанасьевич, хотя острее ощущал боль.

Под ударами красных бойцов белоказаки отступили, и 14-я дивизия вошла в Поворино. Радоваться бы, но рана давала о себе знать, и Мерецкову стало совсем плохо. Он лежал на деревянном топчане, ощущая, как занемела нога, появилась тупая, гнетущая боль. Бойцы нашли в хуторе фельдшера и привели его в штаб. Он осмотрел рану Кирилла Афанасьевича и, теребя куцую бородку, хмуро свёл брови.

— Плохи твои дела, товарищ начальник штаба, — изрёк он. — У тебя в голени сидит пуля и, если её не убрать, гангрена неизбежна и придётся отнять ногу.

— А ты сможешь вытащить пулю? — тяжело дыша, спросил Мерецков.

— Смог бы, но у меня нет хирургических инструментов. Вот ежели попробовать извлечь пулю другим способом… — Фельдшер замялся, пощипывая бородку. — Но я боюсь, что боли ты не вынесешь…

— Делай что надо, кричать от боли не стану, — хрипя, молвил Кирилл Афанасьевич.

Фельдшер прокалил на огне стальной крючок, на который обычно ловят щук, попросил бойцов покрепче прижать больного к топчану, чтобы не дёргался от боли во время операции, глубоко вонзил крючок в воспалившуюся рану и рывком извлёк пулю.

— Вот она, стерва, возьми её себе на память! — улыбнулся фельдшер. — А ты мужик крепкий, я ждал, что станешь орать во всю глотку, а ты даже не пикнул. Сейчас перевяжу тебя, ты поспишь, а там видно будет, что делать дальше. Но, ежели желаешь сохранить ногу, надо тебя срочно отправить в госпиталь.

Фельдшер наложил свежую повязку, и боль немного утихла. Мерецков вскоре уснул. К утру рана вновь воспалилась, появилась острая боль. В девятом часу его навестил Степинь.

— Что же ты, Кирилл Мерецков, подставил себя вражьей пуле? — добродушно улыбнулся он, тепло пожимая ему руку.

Мерецков с трудом поднялся с топчана.

— Товарищ начдив, — начал было он, но гость мягко прервал его:

— Я не начдив, а командующий 9-й армией! — В его голосе, однако, не было суровости или обиды, он даже улыбался.

— Рад я до слёз, — выдавил из себя Кирилл Афанасьевич. — Вы достойны быть командармом!

— Знаешь, Мерецков, мне не хочется тебя терять, а тем более видеть инвалидом. — Степинь подозвал своего адъютанта. — Срочно сажай его в мою машину и в госпиталь. Возьми с собой охрану: в степи всё ещё попадаются казачьи разъезды.