Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Степинь нагнулся к Мерецкову и поцеловал его в щёку.

— Сделают тебе операцию и будешь свежим, как огурчик! Ну, прощай, слушатель Генерального штаба. Мы ещё с тобой увидимся. Человек ты надёжный, а таких я уважаю!..

(В 9-ю армию Кирилл Афанасьевич больше не вернулся. Находясь на лечении, он узнал, что за разгром белоказаков под Екатерининской его 14-ю стрелковую дивизию наградили орденом Красного Знамени и вручал его комиссару дивизии перед строем бойцов М. И. Калинин. — А. 3.).

Машина командующего вихрем неслась по ночной степи, выхватывая фарами кусты можжевельника, росшего по обочинам дороги. Вот она въехала в город и вскоре замерла у подъезда военного госпиталя. Было два часа ночи. Адъютант вылез из машины и поспешил в приёмный покой. Сидевшие за столом дежурный врач и медсестра вскочили со своих мест. Не обращая внимания на их испуганные лица, адъютант громко объявил:

— У меня в машине умирает комиссар, ему нужна ваша помощь!

Мерецков потерял сознание, когда машина уже подъезжала к госпиталю, и очнулся, когда его внесли в палату.

— Где я, что со мной и кто вы такие? — подал он голос, глядя на людей в белых халатах.

— Мы ваши друзья, так что не волнуйтесь, — успокоил его хирург Игорь Денисович Костюк. — А находитесь вы в военном госпитале Ростова…

Когда хирург снял повязку с голени, он увидел, что вокруг раны уже проступили чёрные пятна: похоже, ткань стала отмирать. Костюк распорядился, чтобы санитары немедленно отнесли раненого в операционную.

После тяжёлой операции Мерецков трое суток лежал в реанимационном отделении, а на четвёртые сутки его перевели в палату.

— Нога болит? — спросил Игорь Денисович.

— Маленько ноет, а боли как таковой не ощущаю.

— Далее не верится… — обронил хирург.

— Что? — не понял Мерецков.

— Это я о своём деле, — смутился Игорь Денисович.

Находясь в госпитале, Мерецков подружился со своим лечащим врачом, узнал его ближе. Костюк был из бывших царских офицеров. Невысокого роста, с куцей чёрной бородкой и серыми глазами, он производил впечатление человека, в чём-то обиженного судьбой. Лечил он Кирилла Афанасьевича хорошо, но, сколько бы раз ни заходил в его палату, никогда не улыбался, словно ему это было неведомо. В его пытливых глазах всегда была грусть. Как-то, осмотрев рану, он неторопливо смазал её лекарством, потом задумчиво сказал:

— Рана в голени весьма опасная штука, молодой человек! Да-с, весьма опасная. И лечить её тяжело, могут возникнуть осложнения. Я много лет практикую, но такой раны, как у вас, ещё не лечил. Обычно, если пуля или осколок остаётся в голени хотя бы несколько дней, у бойца начинается гангрена. А вам фельдшер, о котором вы рассказывали, в тот же день, когда вас ранило, извлёк пулю. Казалось бы, рана будет затягиваться, но нет, она всё ещё воспалена. — Костюк поднял брови, продолжая перевязку, и тихо, но с горечью добавил: — Я бы советовал вам уйти из армии. С больной ногой шутки плохи.

Мерецкову стало зябко. Хотя острой боли у него не было, но лицо оставалось по-прежнему бледным, неживым.

— Армия — моя жизнь, Игорь Денисович, и пока я жив, Руду в ней служить! — сказал он твёрдо, словно вбил в стенку гвоздь. — Человек я молодой, и мой организм выдюжит.

— Дай-то Бог, Кирилл!..

Впервые хирург назвал Мерецкова по имени, и от этого и его душе растаял ледок.

— Вы служили в царской армии, Игорь Денисович? — спросил он.

— Естественно, и чин у меня — подполковник. В Первую мировую войну служил под началом генерала Брусилова [8] Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926) — русский военный деятель. В Первую мировую войну командовал 8-й армией, с 1916 г. главком Юго-Западного фронта, а мае-июле 1917 г. верховный главнокомандующий. В 1920 г. вступил в Красную Армию, с 1924 г. состоял при РВС СССР для особо важных поручений. , лечил его.

— Это правда? — удивлённо вскинул брови Мерецков. Он даже приподнялся слегка на локтях, глядя на врача.

— Правда, Кирилл. — Игорь Денисович на минуту задумался. — Алексей Алексеевич Брусилов — «известный военный деятель, генерал от кавалерии». Когда началась Первая мировая война, он командовал 8-й армией. Уже тогда я служил в его штабе. А в марте шестнадцатого года Брусилов возглавил Юго-Западный фронт. Талант необыкновенный! — Костюк взглянул на Мерецкова. — Надеюсь, вы слышали о Брусиловском прорыве? — Не дождавшись ответа, Игорь Денисович продолжил энергично и с веселинкой в голосе: — Это он, Алексей Алексеевич, в мае — августе осуществил крупнейший стратегический прорыв австро-германского фронта. Это, по существу, подвиг, о котором благородные потомки Российского государства должны помнить.

Когда хирург умолк, Мерецков сказал, что Брусиловский прорыв он изучал в Академии Генерального штаба и тоже восхищался военным талантом русского генерала.

— Я завидую вам, вы были с ним рядом…

Игорь Денисович усмехнулся, отчего его борода слегка качнулась.

— Зависть, Кирилл, плохое чувство, — подчеркнул хирург, — она присуща людям с карьеристскими замашками. Но я не думаю, что вас можно отнести к таковым.

— Я же по-доброму завидую! — уточнил свою мысль Мерецков и невольно покраснел.

Но Костюк то ли не заметил этого, то ли не обратил внимания и вновь заговорил:

— Брусилов совершил, как я полагаю, ещё один подвиг.

— Какой?

Хирург сказал, что в начале Февральской революции 1917 года вместе с другими военачальниками царской армии Брусилов оказывал влияние на Николая II, побуждая его отречься от престола.

— И всё же есть в жизни моего бывшего пациента Брусилова чёрные дни, — продолжал Игорь Денисович.

— Что вы имеете в виду? — спросил Кирилл Афанасьевич. — То, что Брусилов стоял за продолжение империалистической войны, или то, что он был военным советником Временного правительства?

— Ни то и ни другое, Кирилл, — жёстко возразил хирург. — Он подписал приказ о введении на фронте смертной казни. А для чего, скажите? Чтобы в зародыше задушить революционное движение среди солдат и военных моряков. Это его большая ошибка!

— И вы сказали ему об этом?

— Да! Не в моём характере было молчать…

— И что ответил Брусилов? Наверное, признал свою ошибку?

— Нет, Кирилл. Он ответил, что тот приказ его попросил подписать глава правительства Керенский, и Алексей Алексеевич, по его признанию, не мог ему отказать. Такое вот дело, Кирилл. Я тогда очень за него переживал. Думал, убьют его большевики, коль радеет он за смертную казнь на фронте.

Мерецков напомнил Костюку, что Брусилов отказался выступать против советской власти, когда в России свершилась Октябрьская революция.

— Этим он искупил свою вину! — резюмировал Мерецков. Голос его прозвучал устало, с надломом, и хирург решил, что беседу надо кончать: его пациент утомился. — Не так ли? Или я что-то напутал?