Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Зачем ты задаёшь мне острые вопросы? — едва ли не с отчаянием спросил начальника штаба Мерецков. — Может, тебе рассказать, как на учениях в тридцатых годах я с маршалом Тухачевским пил из одного стакана? Ты же знаешь, Алексей Николаевич, что и Блюхера, и Тухачевского, и ещё с десяток других расстреляли как врагов народа.

Кажется, Крутиков его не понял, потому что спросил:

— За что же Блюхеру дали три ордена Красного Знамени?

— Дали, разумеется, не за красивые глаза, наградили его за мужество и отвагу. Человек он был смелый, решительный, ничего не боялся, даже в застенках Лубянки так и не признал себя виновным.

Мерецков разволновался, достал папиросу и закурил, струёй выпуская дым. Подошёл к столу, где лежала карта, и сухо произнёс:

— Ладно, посудачили, и хватит. Пора браться за дело. Через час у нас совещание комдивов. Все прибыли в штаб, кому положено?

— Все, Кирилл Афанасьевич, кроме командующего ВВС фронта. Он в лётном полку проводит разбор учений, — доложил Крутиков.

В штабе собрались те, кому придётся через несколько дней вновь вести свои войска в бой, и Мерецкову хотелось сказать им такие слова, чтобы они поняли: всё, что волнует их, волнует и его, командующего. Вряд ли им известно, что всё время, пока идут бои, Мерецков сам не свой, порой он не находит себе места, и всё от того, что переживает не только за весь фронт, но и за каждого солдата и командира. Кирилл Афанасьевич ещё и слова не произнёс, а уже волновался, почувствовав, как гулко забилось сердце. Он попытался сохранить спокойствие, но это у него не получилось. «Надо заговорить с комдивами, и волнение исчезнет само собой, так же как и появилось — неожиданно», — приказал он себе. Так оно и случилось, и соратники поддержали его.

Наступление на Киркенес началось ожесточённым боем 131-го стрелкового корпуса за город Тарнет. Это было утром 22 октября. И хотя путь на Киркенес был сильно заминирован, а подвесной мост через фьорд взорван, что замедлило продвижение наших войск вперёд, они не остановились. Где гранатами, где автоматами и штыками советские воины метр за метром прокладывали себе дорогу к Киркенесу. На третьи сутки, 25 октября, утром наши передовые части вошли в Киркенес. Ещё рвались на его улицах снаряды, немцы вели бешеный огонь по нашим танкам, казалось, горевшие здания вот-вот рухнут, а генерал армии Мерецков уже въехал на «виллисе» в разрушенный город. Когда смолкли выстрелы и установилась тишина, отмечал Кирилл Афанасьевич, на глазах которого всё это происходило, стали появляться жители, они радостно встречали советских воинов. Трогательно было видеть, как обычно сдержанные северяне со слезами на глазах обнимали своих освободителей. Девушки окружили вниманием и заботой наших раненых бойцов, юноши помогали им добираться до госпиталей.

Ночь Кирилл Афанасьевич провёл спокойно, а наутро, когда наконец проснулся, узнал, что ему присвоено звание Маршала Советского Союза, и первым его поздравил Сталин.

— Чем занимаетесь, Кирилл Афанасьевич? — раздался на другом конце провода его далёкий голос. — Хочу поздравить вас сердечно и горячо с высоким званием маршала! Видимо, нам следовало дать вам это высокое звание раньше, в январе сорок третьего, когда вместе с Ленинградским фронтом вы успешно провели операцию «Искра» по прорыву блокады Ленинграда. Но, как говорят в народе, лучше поздно, чем никогда. Желаю вам новых успехов!

— Спасибо, Иосиф Виссарионович, я тронут вашим вниманием. — Мерецков ощущал глухие толчки сердца. — Фронт наращивает удары по врагу, на днях мы завершим операцию.

— Это будет для меня подарком! — отозвался Верховный.

Мерецков растрогался. Едва закурил, как снова заголосил телефон. Он снял трубку и услышал чей-то голос:

— Кирилл, дорогой мой человек, ты стал маршалом, чему я рад до слёз…

Этот голос Кирилл Афанасьевич слышал не раз, но чей он, вспомнить не мог. А неизвестный басовито продолжал:

— Знаешь, я в твою честь даже выпил стакан «наркомовской» и едва не пошёл в пляс. Ты понял, как я тебя люблю, Кирилл?

У Мерецкова вырвалось:

— Кто говорит? Я плохо вас слышу!

Слышал он хорошо, но ему было не по себе, что не узнал, кто держит трубку на другом конце провода.

— Кирилл, я тот, кого ты назвал «ледовым моржом», когда вернулся из Испании и мы пили у меня дома шампанское… Да, славы у тебя на десятерых…

— Папанин! — воскликнул Мерецков, прервав его на полуслове. — Спасибо тебе, Ванюша, наш «ледовый морж», за добрую память. А вот славы у тебя, дружище, побольше, чем у меня. И, пожалуйста, не прибедняйся. Ты дважды Герой Советского Союза, адмирал, доктор географических наук да ещё уполномоченный ГКО по перевозке грузов на Севере! У меня аж дыхание перехватило, когда перечислял все твои должности и звания. Опять же, Ванюша, ордена у меня есть, но такого ордена, как у тебя, к сожалению, не имею, — ордена Нахимова! Ты вдоль и поперёк исходил Северный полюс, жил там, а я прошёл лишь от Мурманска до Киркенеса, правда, под огнём… Ну а тебе ещё спасибо за то, что помог в перевозке грузов для фронта.

Были Кириллу Афанасьевичу ещё звонки, но дороже других было поздравление от Жукова.

— Кирилл, нашему маршальскому коллективу прибыло! Обнимаю тебя и крепко жму руку! Но твои новые победы ещё впереди! Будь здоров!

— Я рад тебя слышать, Георгий, спасибо, дружище! — поблагодарил Мерецков Георгия Константиновича и подумал: «На что он намекнул, говоря о новых победах? Наверное, Верховный опять меня куда-нибудь пошлёт. Что ж, я готов добивать фашистского зверя в его собственной берлоге».

Наступление войск Карельского фронта завершалось, и, пожалуй, этим жил сейчас Мерецков и этому радовался, как молодой лейтенант военного училища, которому только что вручили новенькие офицерские погоны. Кирилл Афанасьевич смотрел на карту, нахмурив брови. Ещё дня три жарких боев, и наступит конец, граница Норвегии уже рядом… После падения Киркенеса солдаты 126-го стрелкового корпуса вошли в город Найден. Комкор полковник Соловьёв вышел на связь с генералом армии Мерецковым и доложил, что немцы разбиты и воевать больше не с кем. Кирилл Афанасьевич засмеялся:

— Впервые за всю войну слышу доклад, что не с кем воевать! — Он нагнулся к карте, нашёл город Найден и громко сказал в телефонную трубку: — Полковник, оставайтесь на месте, вглубь Норвегии войскам не идти! Позже, если что-то изменится, вам дадут знать! — Положив трубку, Мерецков взглянул на генерала Крутикова. — На Военном совете надо обговорить вопрос, что делать дальше войскам фронта, и доложить наше мнение Верховному. Алексей Николаевич, к шести часам приглашай на Военный совет всех, кому положено быть на нём.

— Я это сделаю быстро, Кирилл Афанасьевич, — улыбнулся Крутиков.