Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Не всё и вам надо знать! — оборвал его вождь. — В этом деле замешаны наши союзники по антигитлеровской коалиции. Так что потерпите, и я всё вам скажу, — уже мягче добавил Верховный.

Возвращаясь домой, Мерецков заехал в Генштаб и там в буфете увидел Жукова. Тот пригласил его к столику и рассказал такую историю.

В первых числах октября, когда Карельский фронт готовился начать на Крайнем Севере боевые действия, маршал Жуков прибыл в 47-ю армию, которая вела наступательные бои между Модлином и Варшавой. Армия несла большие потери, и командующий 1-м Белорусским фронтом генерал Рокоссовский был этим немало удручён. Это заметил и Жуков. Разглядывая на карте район, где шли тяжёлые бои, он спросил Рокоссовского, какова оперативная цель 47-й армии.

Рокоссовский объяснил, что Ставка потребовала её выхода на Вислу на участке Модлин — Варшава и расширения плацдарма на реке Нарев. Жуков резко возразил: целая армия будет поставлена под вражеский огонь, а задача не стоит и ломаного гроша. Рокоссовский согласился с ним.

Не долго думая, Жуков прямо из штаба фронта позвонил Верховному:

— Прошу вас, товарищ Сталин, дать приказ о переходе войск правого крыла 1-го Белорусского фронта и левого крыла 2-го Белорусского фронта к обороне. Этим мы сохраним жизнь сотням бойцов, дадим им хорошо отдохнуть после упорных боев, а также восполнить понесённые потери.

Сталин, выслушав его, коротко бросил в трубку:

— Вылетайте завтра в Ставку вместе с Рокоссовским, и мы обсудим этот вопрос.

Прямо с аэродрома Жуков и Рокоссовский прибыли в Кремль. Сталин тепло принял их. В его кабинете находились Молотов и Антонов. Не теряя времени, Жуков развернул на столе свою рабочую карту и начал докладывать. Его объяснение было убедительным и веским. Однако он заметил, что Верховный стал нервничать: то подойдёт к карте и посмотрит на неё, то отойдёт в сторону, о чём-то размышляя. А когда Жуков умолк, Сталин взглянул на стоявшего рядом генерала Рокоссовского.

— Вы согласны с Жуковым?

— Не возражаю! — бодро ответил Константин Константинович. — Нужно дать войскам передышку…

Пересказав вкратце этот эпизод Мерецкову, Жуков отметил, что он и Рокоссовский были правы, но Сталин не сразу согласился с ними. После того как Жуков разобрал ситуацию, сложившуюся на фронте, Сталин велел ему и Рокоссовскому выйти в комнату отдыха и ещё раз подумать и всё взвесить, а мы, мол, тоже подумаем. Оба посидели немного над картой, потом снова вошли к Сталину. Он объявил, что согласен с ними.

— Беда, Кирилл, в том, что Сталин очень упрямый, — заключил Георгий Константинович.

— Порой вождь и весьма крут, — подчеркнул Мерецков, — зато быстро отходит.

— Согласен! Послушай дальше. На другой день Верховный вызвал меня к себе, и знаешь, что он мне сказал? Не угадаешь…

— Извинился, что погорячился?

— Ишь, чего захотел! — Лицо Жукова посуровело. — Такого от вождя, друг мой, не дождёшься, на то он и Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что, поскольку 1-й Белорусский фронт находится на берлинском направлении, решено поставить меня на это направление. Понял, да? — Глаза у Жукова заблестели. — Ну а славы у тебя, Кирилл, прибавилось после разгрома немцев на Крайнем Севере.

— Слава у меня, как мерцающий луч, — усмехнулся Мерецков. — Она вроде маяка на море: зажёгся глазок зелёным огоньком — дорога кораблям открыта, погас — тьма, стой, корабль, и не двигайся! Так и у меня: провёл успешно операцию — честь тебе и хвала, где-то что-то недосмотрел — упрёк от Верховного.

Жуков, однако, с ним не согласился.

— Будь самим собой, Кирилл! — воскликнул Георгий Константинович. — Стоит ли чрезмерно переживать, если где-то вышла осечка? Вряд ли. — Он помолчал. — Слава… Кто же её не любит? И хотя порой для тебя она, эта слава, как мерцающий луч, от этого она не становится чёрной. Не сразу и я понял эту истину. Помнишь, как я сцепился с вождём, будучи начальником Генштаба?

— Тебя тогда Верховный бросил на Резервный фронт, и под Ельней ты разбил немцев, тем самым доказав свою правоту.

— Да, под Ельней я дал жару фрицам. Что это, слава?

— Ещё какая! — заулыбался Мерецков. — Это было первое наступление наших войск и первая победа! Как тут не гордиться? Я запомнил этот день — 6 сентября. Твои войска, Георгий, освободили Ельню, а на другой день меня выпустили из тюрьмы!

— Когда Сталин похвалил меня и заговорил о Ленинграде, он спросил, кто, кроме меня, хорошо знает северное направление. Я ответил: «Генерал армии Мерецков!» Я знал, что тебя посадили, что хотят обвинить в заговоре против вождя, но я не поверил этому, оттого так смело заявил о тебе. Сталин долго молчал, о чём-то задумавшись, потом резко вскинул голову и спросил: «По-вашему, Мерецков толковый военачальник?» — «Очень даже толковый. Вы извините, товарищ Сталин, если я не прав, но Мерецкову надо не сидеть в тюрьме, а быть на фронте, на том же северном направлении». Он посмотрел на меня и изрёк: «Странно, однако, получается…»

Помолчав, Жуков подвёл итог беседе:

— Понимаешь, Кирилл, я оказался прав, когда предлагал Сталину организовать контрудар по немцам под Ельней, но он тогда накричал на меня, обидел, хоть плачь. Но мы с тобой служим не Сталину, а Родине, и потому я заглушил в себе эту обиду на вождя. Советую и тебе забыть то, что с его согласия ты был арестован. Главное — ты жив, здоров и крепко бьёшь врагов. Это и есть наша с тобой слава! — Жуков передохнул. — Ты куда сейчас?

— Зайду в Генштаб к Василевскому, а в ночь полечу на свой родной фронт.

Мерецков грустно взглянул на Жукова.

— Ты скажешь мне, куда меня решил послать Верховный и кем я буду командовать? — спросил Кирилл Афанасьевич. — Ты же его заместитель!

Глаза у Георгия Константиновича хитро блеснули.

— Тебе Иосиф Виссарионович сказал?

— Нет.

— И я тебе не скажу. Не время, Кирилл. Потерпи ещё немного…

Мерецков был дома, когда позвонили по «кремлёвке». Он снял трубку. Это был Калинин.

Михаил Иванович попросил его прибыть к нему завтра к десяти утра.

— Сможете?

— Да. А по какому вопросу, Михаил Иванович?

— Надо вручить вам звезду Маршала Советского Союза. Указ об этом вышел дней пять тому назад, так что жду вас! — И Калинин положил трубку.

Мерецков вошёл в приёмную Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Секретарь — высокая красивая девушка с голубыми глазами и длинной чёрной косой, — мягко улыбнувшись, спросила:

— Вы к кому, товарищ маршал?

«Хороша дивчина!» — пронеслось в голове Мерецкова, и он почувствовал, как шевельнулось сердце: Кирилл Афанасьевич всегда волновался, когда видел красивых женщин. Он ответил, что его пригласил Калинин.

— Я сейчас доложу о вас! — Секретарь направилась в кабинет, тут же вышла и произнесла: — Михаил Иванович ждёт вас!