Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

Сталин вроде бы вскользь заметил:

— Наши чекисты работают чётко, но и у них бывают ошибки, вот как с вами случилось…

— Не будем об этом, товарищ Сталин, — тихо, но твёрдо произнёс Кирилл Афанасьевич. — Прошу разъяснить боевое задание.

Сталин какое-то время постоял, о чём-то задумавшись, потом подошёл к карте и стал знакомить Мерецкова с обстановкой на северо-западном направлении.

Сейчас Ленинградским фронтом командует генерал армии Жуков. Кое-что он успел уже сделать для активной обороны Ленинграда, например снял с ПВО города часть зенитных орудий и поставил их на прямую наводку для усиления обороны на самых опасных участках. Приказал адмиралу Трибуцу, командующему Балтфлотом, сосредоточить огонь всей корабельной артиллерии для поддержки войск 42-й армии генерала Федюнинского.

— Вы хорошо знаете этого генерала? — спросил Сталин. — Жуков даёт ему высокую оценку.

— Ивана Ивановича Федюнинского? — уточнил Мерецков. — Его я знаю давно, это боевой и зрелый военачальник. В 5-й армии Юго-Западного фронта он командовал 15-м стрелковым корпусом. Мне кажется, что в роли командарма 42-й он себя проявит с лучшей стороны.

Сталин сообщил, что для усиления войск 42-й армии будет переброшена часть войск из 23-й армии Карельского фронта.

— Хотите усилить оборону в районе Урицка? — Мерецков задал этот вопрос, не отрывая пристального взгляда от карты, висевшей на стене в кабинете.

«Быстро, однако, он смекнул, вот что значит боевой опыт и ум», — отметил Сталин. Он сказал Мерецкову, что часть Урицка немцы уже захватили и, если их оттуда не выбить, это грозит обороне Ленинграда. А если учесть, что не меньшая опасность нависла в районе Пулковских высот, то Жукову есть над чем задуматься.

— Может, вас послать ему на помощь? — спросил Верховный. Он заметил, что в глазах Мерецкова промелькнуло удивление, но не придал этому значения.

— Я не против, но полагаю, что Жуков сам там справится, — уверенно ответил Кирилл Афанасьевич.

«Хитрит или говорит правду? — невольно подумал Верховный. — Да нет, не хитрит. Жуков должен сделать то, о чём я просил его. Но как бы не пришлось мне отзывать его на Западный фронт. Вот-вот немцы пойдут в наступление под Москвой… Что же делать?»

В кабинет вошёл Поскрёбышев и сказал Сталину, что ему звонит Жуков. Верховный снял трубку с аппарата ВЧ.

— Что там у вас?

Голос у Жукова был громкий, и Мерецков отчётливо слышал всё, о чём тот говорил. Георгий Константинович докладывал, что по сведениям фронтовой разведки командующий группой армий «Север» немецкий генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф Франц фон Лееб специальным приказом потребовал от своих войск быстрее сломить сопротивление защитников Ленинграда и, как объяснил Жуков, «хочет соединиться с финскими войсками, действующими в Карелии».

— А после захвата Ленинграда германское верховное командование намерено все свои силы бросить на Москву. — Голос у Жукова был твёрдый, и Сталин понял, что этим сведениям Георгий Константинович придаёт важное значение. — В лоб на столицу фон Лееб не пойдёт, — продолжал Жуков. — Он хочет, видимо, обойти её с северо-востока. Но Ленинграда ему не взять, так что все планы фон Лееба несбыточны! Вы слышите меня?

— Слышу, товарищ Жуков, — отозвался Сталин. — Значит, вы уверены, что Ленинград выстоит, несмотря на то, что гитлеровцы всё ещё продолжают свои кровавые атаки?

— Безусловно, выстоит, — подтвердил Жуков. — Немецкие атаки уже не так яростны, как прежде.

— Благодарю вас за добрые вести. — Сталин зацепил взглядом Кирилла Афанасьевича. — У меня в кабинете находится товарищ Мерецков, он передаёт вам горячий привет.

— Шутите, товарищ Сталин? — глухо откликнулся Жуков. — А если правда, то нельзя ли на минуту дать ему трубку?

— У вас всё, товарищ Жуков? — спросил Верховный, явно игнорируя его просьбу. — Тогда до свидания. — Он взглянул на Мерецкова. — Так о чём мы с вами говорили? Ах да, вспомнил — о вашей поездке на фронт. Я предлагаю вот что, Кирилл Афанасьевич. Отдохните дома, в семье два дня, а потом Ставка решит, куда, на какой фронт вас направить. Нет возражений? Тогда всего вам доброго!..

Мерецков не стал садиться в «эмку», а пошёл домой пешком.

Только бы Дуня никуда не ушла! Он после возвращения с Лубянки даже не поговорил с ней как следует, торопился в наркомат.

От этой мысли у него заныло сердце. «Добрая у меня жена. Из-за моего ареста бедняжка даже похудела…» — подумал Кирилл Афанасьевич.

Теперь у него был свой ключ, и он открыл дверь.

— Это ты, сынок? — услышал он негромкий голос жены.

— Нет, это я, Дуняша…

Под вечер Владимир ушёл с друзьями в парк культуры и отдыха, а Кирилл Афанасьевич с женой сидели на кухне, пили чай, и Дуняша рассказывала, кто ей звонил, когда он находился на Лубянке.

— Жуков спрашивал обо мне?

— Да, и не раз, Кирюша. Как-то поздно вечером кто-то постучал в дверь. Я открыла — на пороге стоял Георгий Константинович. Он спросил, была ли я у тебя на Лубянке. Я ответила, что пока свидания мне с тобой не дали, всё ещё идёт следствие и свиданий с арестованным не полагается. Он попросил передать от него привет, когда наконец мне разрешат с тобой увидеться. «Ты, — говорит, — Дуняша, не переживай, твой Кирилл чист и его выпустят». — Она помолчала. — Да, чуть не забыла. Примерно через месяц после твоего ареста меня вызывал к себе Берия.

— Что ему надо было от тебя?

— Он хотел знать, кто из военачальников бывал у нас в гостях.

— Ты назвала их?

— Да. А что в этом плохого? Сказала, что не раз у нас дома бывали Клим Ворошилов, Семён Будённый, Иван Тюленев, Георгий Жуков, Саша Василевский, один раз приезжал на день твоего рождения Шапошников Борис Михайлович, то есть многие из тех, с кем ты работал в Генштабе и Наркомате обороны.

— И что он, Берия?

— Его почему-то больше всего интересовали Уборевич, Корк, Павлов и Блюхер. Я сказала, что Уборевич и Блюхер у нас гостили, и не раз, а Корка и Павлова никогда не бывало.

Неожиданно зазвонила «кремлёвка». Дуня поспешила взять трубку.

— Можно Кирилла Афанасьевича? — спросил чей-то негромкий голос.

— Кто его спрашивает?

— Сталин.

— Одну минуту… — Зажав ладонью трубку, Дуня взглянула на мужа. — Вождь у телефона. Будешь говорить? Она отдала ему трубку.

Сталин, видимо, был расстроен, голос у него был глухой, с хрипотцой. Он спросил, как себя чувствует Мерецков, и, услышав, что «всё хорошо», уточнил:

— Сколько я дал вам суток отдохнуть дома, двое?

— Так точно.

— Хочу украсть у вас сутки, не возражаете?

— Я готов, если дело не терпит.

— Очень даже не терпит, Кирилл Афанасьевич. — Сталин откашлялся. — Там, куда вас хочет направить Ставка, ситуация сложилась архитяжёлая, а людей, на кого бы я мог опереться, нет. Когда сможете ко мне прибыть?