Александр Антонов - Воевода

— Эвон что. А я ему вчерась говорил: «Авдей, жди гостей». Оно и есть, — засмеялся мужичишка. Глянул на село и добавил: — Вон и сам Авдей пожаловал.

Борисоглебское считалось большим селом. Было в нём пятьдесят три двора. Деревянная церковь возвышалась, господский дом красовался. За селом раскинулись поля, не меньше пятисот десятин, за ними на многие версты лес тянулся. Перед селом за крутым берегом Волга протекала. Добротно жил народ в селе и во всей вотчине Адашевых. Не угнетали здесь крестьян непосильными поборами. Сам староста Авдей оказался даровитым и хозяйственным мужиком. Он как будто предугадал, и по его воле мужики заготовили на зиму более ста сажен строевого леса, который теперь вылёживался под солнцем на околице села. Встретив на перевозе Даниила, Авдей воскликнул:

— Помнил тебя, батюшка Даниил, мальцом, а теперь ты ну есть жених пригожий!

— Да уж как в воду глядел, батюшка Авдей, — ответил Даниил.

Поздоровались. В гору пошли. Даниил поведал о московском пожаре, сказал, по какой нужде в село прикатил.

— От нашего подворья и пепла не осталось, всё буря унесла.

— Ты, сынок, не печалуйся. Коль привёз бумагу, каким быть палатам, так мы завтра и рубить-ставить их с Божьей помощью начнём. А к концу второй недели и стропила взметнём.

— Вот славно, — обрадовался Даниил. — А батюшка говорил, что ещё лес надо заготавливать.

— Топора заждались брёвнышки. Да завтра и осмотрим всё. А сегодня отдыхать. Сейчас баньку для вас спроворим. — Авдей всё на Пономаря посматривал, наконец спросил: — А это кто такой, дитятко? Поди, из наших мест. Только у нас такие Алёши Поповичи водятся.

— Почти из наших, владимирский он, а зовут его Иванушкой. Да вот упросили его помочь дом построить. А ему сие в охотку, — прояснил всё Даниил.

После бани с квасным духом, с берёзовыми вениками Даниил, Авдей и Иван сидели за столом, пили хмельную брагу и рассуждали по поводу сруба новых палат, рисунок коих, выполненный рукой Алексея Адашева, лежал перед ними. Авдей внёс своё пожелание, которое показалось Даниилу разумным, и он принял его на свой страх и риск.

— Я вот так рассуждаю, Данила, сын мой. Москвитяне живут тесно. У одного случится пожар — вся улица выгорит. А чтобы защитить дом от огня, надо по нашему, костромскому навыку возводить его.

— Вот уж чего не знаю и не слышал.

— А это просто. Вот как дом поставите, так его через год дранкой в кулак квадратиками обейте. Дрань мы приготовим. Потом тестом из извести и песка под рейку обмажьте. Толсто, в два пальца. И крышу покройте черепицей. У нас тоже её изготовляют в слободе Бошаровой. Кровлю-то на четыре ската надо делать, чтобы нигде дерева не было видно. Огню-то и не за что зацепиться…

— Всё так заковыристо, — заметил Иван, с удивлением взирая на Авдея.

— Никаких заковырок, сынок, всё просто. Ещё вот завтра же поставлю в Бошаровой людей сруб рубить из дубовых брёвен, да плахами дубовыми перекроем. Тот сруб в землю под поварней закопаете. Землёй верх засыплете. Вот вам на полвека и схорон от всех напастей.

— Сумеют ли поставить у нас?

— Сам поеду в Москву, покажу, как его под палатами спрятать. А потом и добро будете туда убирать. Просто и надёжно.

Тут уж не только Пономарь, но и Даниил удивился. Да и резон в том увидел. Ведь в зиму и надеть нечего, всё имущество погорело, а кто может заверить москвитянина, что через год пожара не случится?

Отдохнув всласть после бани, Даниил и Иван всё равно утром встали позже всех. Но Авдей их терпеливо дожидался. Вместе перекусили и отправились на осмотр делового леса, заготовленного впрок. Село Борисоглебское уже гоношилось раз и навсегда заведённой жизнью. Но и любопытство проснулось в сельчанах с приездом сынка владельца села и деревень.

Ждали, чем порадует-попечалит молодой Адашев. А он лишь раскланивался с сельчанами и деловито шагал рядом с Авдеем за село. «И что их туда понесло», — гадали сельские кумушки. Да вскоре всё прояснилось. Три сына Авдея, уже обросшие семьями, ещё два отрока побежали во все концы села сзывать мужиков за околицу с топорами. А костромского мужика хлебом не корми, только дай поиграть топориком. Да он в переплясе своим инструментом и ложку вырежет.

Солнце ещё как следует не поднялось, а луговина близ бунтов леса была уже обтоптана, слеги протянулись рядами. На них начали выкатывать брёвна, где четыре, где пять сажен длиною. Что ни бревно, то загляденье в обхват толщиной, у коего даже синей оболони [13] Оболонь — наружные, молодые слои дерева, прирост последних лет. нет, только основа, янтарным соком налитая. И всё это боровая сосна. Когда она стоит ещё на корню, то глянешь вверх — и вершины не увидишь. Теперь же, ошкуренная и обдутая ветрами, солнцем прожаренная, томилась она и ждала, когда подойдёт к ней плотник и ударит топором.

Бунт брёвен ожил. Мужики сноровисто раскатали их на свои места, натёрли шпагатины обугленными головешками и к брёвнам приложили, черту отбили, и вот уже враз ударили десятки топоров, зазвенел металл, зазвенело дерево, чтобы вскоре явить людскому глазу полированную янтарную поверхность бревна. И никакого иного инструмента не нужно после костромского мастера, чтобы улучшить сверкающий янтарь.

Даниил и Пономарь тоже было взялись за топоры, дабы пройтись по бревну. Но скоро они оба оконфузились. Да мужики, добродушно улыбаясь, сказали:

— Вы, удальцы, лет десять погорбитесь с топориком, может, и оскоблите по брёвнышку.

— Спасибо, батьки, за добрый совет. Да найдём какое-нибудь своё дело, — отбоярился от сельчан Даниил.

Поставив борисоглебских мужиков к делу, Авдей позвал Даниила и Ивана в слободу Бошаровой.

— Там дубовые рощи есть, пошлю мужиков срубить подклет, да посмотрим, какую бошаровцы черепицу пекут. Понравится, вот и дам им наряд готовить на все палаты плоскую, угловую да коньковую черепицу. А то ведь в Москве такой и не сыщете.

Во всей слободе жили одни ремесленники и мало кто занимался земледелием, лишь огородами для себя. Были близ слободы залежи синей глины, и делали жители всевозможную посуду из неё, отправляя на торг в Кострому, в Ярославль и Нижний Новгород. И всюду эта посуда раскупалась с радостью.

Ещё в пятидесяти пяти деревеньках Адашевых крестьяне занимались охотой и животноводством. Охотники там были отменные, на любого зверя ходили. Деревеньки были маленькие, больше семи дворов не насчитывалось, леса вокруг полны дичи, луга просторные, с густыми травами. Вот и держали скот, кормились им, подати платили. А земля пахотная лишь на пропитание к столу хлебушек поставляла, а дохода от неё не было.

Вотчина Адашевых считалась в ту пору богатой и давала семье Фёдора хорошее кормление. Может быть, по этой причине, когда спустя двенадцать лет семья Адашевых подверглась царской опале, вотчину у них Иван Грозный отобрал и дал им на прожитие земли в Новгородской земле: «В Бежецкой пятине, в кормленой волости Топильской отделено в вотчину окольничим Алексею да Даниилу Адашевым против старых их вотчин погост, а на погосте церковь Рождества святыни Богородицы, да к погосту деревня Погостище, деревня Подкино да Деревенька».