Иван Катавасов - Блаженство по Августину

Понятное дело, почему услужливый диакон Поссидий Эпулон, как малообразованный, заведует домашним обиходом пресвятейшего Аврелия, начиная от приготовления пищи и заканчивая отдачей грязного белья фулонам в стирку. О большем сущеглупый и неречистый Поссидий не смеет и мечтать, если вместе с пресвитером Алипием перебрался из Тагасты в Гиппон.

За столом Поссидий помалкивает, в многоученейшие беседы не встревает. Но молча улыбается честолюбиво, почтительно принимая благодарность гостей за поварское искусство вольнонаемной прислуги, а также свои собственные немалые добросердечные старания с продовольствием.

Грешен так-таки наш старательнейший Поссидий в чревоугодничестве. Если не себя, так званых к обеду любит непомерно потчевать и тем несказанно гордится…

Гонорат же теперь экономно предпочитает угощать избранных сотрапезников разговорами в дружественном кругу. А на публике и при чужих боится слова лишнего сказать. Выходит, неуместное смирение, несообразная кротость суть греховны, если по обстоятельствам возникает нужда защищать истину в бесстрашной проповеди.

Алипий, как прежде, страшно мучается врожденной неспособностью к вразумительной начертательной книжной речи. Едва возьмет в руки стило и табличку, тут же его устное красноречие, увы ему, увы, превращается в форменное, вернее, бесформенное письменное косноязычие.

Однако за столом он воистину вдохновляется едой, питьем, благожелательным общением. Потому очень удачно нашего милого Алипия осенило назвать новые установления, писаные и неписаные правила в доме гиппонского епископа святым братским орденом в малом коллегиальном минимуме. Или, берем по-гречески, микрокосмосом в душевном микроклимате.

Действительно: получается духовный орден-порядок в душеполезном телесном приложении к хаотической людской повседневности, мало покамест отвечающей универсальной гармоничной реальности, благословенно и благодатно в конечном счете многомысленно исполненной Богом мерой, числом, весом.

Мысль суть семя Божие и зерно.

Божественный предопределенный порядок есть везде и во всем. Его надо лишь выявить и надлежаще оформить в человеческом разумении.

К примеру, все безоговорочно согласились, чтобы епископ благоразумно устанавливал условие, сколько киафов кальдума надлежит выпить за вечерней обеденной трапезой.

Но как же трудно поддерживать этот обусловленный порядок, добиваясь смиренного ограничения в столь малом! Пришлось во имя космического упорядочивания наказывать лишением одного киафа тех, кто вдруг заговорит дурно и негодно о ком-нибудь из отсутствующих. В то же время за возмутительные разговорные и просторечные клятвы провинившийся вообще лишается вина до конца обеда.

Подумать только! Малое наказание-епитимья подействовало настолько порядочным, орденским образом. Нынче можно ограничиться за обедом тремя-четырьмя киафами вина на телесную душу. Сейчас никто вам и не подумает возразить, возмутиться не то что вслух, но и про себя в невысказанной обиде.

Обуздать грешные плотские задатки и повадки человека есть великое дело образованного культурного правопорядка!..

Своеобразные орденские правила епископ Августин Гиппонский вводил, установил не только для окружающих его духовных лиц, но и для мирян, нуждающихся в пастырском наставлении. Чрезмерную простоту, вседоступность пастыря в светском общении он не одобрял, не поощрял. Следственно, никоим образом не разделял тому подобных демократических воззрений, например, благочестивейшего епископа Амвросия из Медиолана, своего достопамятнейшего крестителя.

Да пребудет с достойно усопшим в Господе святителем нашим милость Его и добрый ответ по скончании времен!..

Покойный Амвросий, — мир праху его, — дозволял к себе свободный мирской доступ из-за кроткого смирения, стремясь избегнуть гордыни, свойственной его весьма патрицианскому родовитому италийскому происхождению. Тогда как некоему Августину, родом из провинциальных куриалов, такое самоуничижение без нужды. Потому что епископу Гиппона гораздо важнее смирять собственную благоприобретенную или злополучную умственную гордость. А для того прежде всего надобно соблюдение неукоснительного порядка, распорядка, регламента и дисциплинарности, как им самим, так и теми, кто его окружает.

В бытность пресвитером Аврелий с видимым одобрением позволял беспорядочно заговаривать с собой по окончании богослужений и проповедей. Чем иногда докучно и бездарно злоупотребляли бесцеремонные слушатели и читатели, спешившие поделиться с автором некими просвещенными, просветленными мнениями о только что услышанном или ранее прочитанном.

Отныне для них установлено четкое время с часу до пяти пополудни. В эти строго и непреложно назначенные урочные дни и часы Аврелий обычно правит епископский суд, непосредственно общаясь с читательской паствой. Да будут выслушаны обе противоположности!

Как-либо иначе, в ином безграмотном качестве или праздном употреблении епископ Аврелий Августин ничего не подозревающих относительно того прихожан тогда не рассматривал и не принимал в неоценимом личном общении. Если не сами судящиеся и жалующиеся, прости, Господи, сутяжные стороны, то их потомство всенепременно станут его читателями.

Вот вам и фасты, мои дорогие кверулянты и сутяги, для сочинителя и писателя Августина, ищущего познавательного вдохновения где придется…

Он заинтересованно спрашивает — ему подробно отвечают. Причем поинтересоваться судья вправе чем угодно, поскольку только ему одному решать, что и как, с каким таким делом относится и соотносится.

Потому-то епископ Аврелий судебным пастырским делам отдает ценное время после прандиума едва ли не через день, исключая неприсутственные дни-фестивусы, редкие особые полуденные мессы и сравнительно частые дальние поездки предстоятеля православного, католического Гиппона и окрестностей по церковным надобностям или экклесиальным сношениям. Своим судом и подсудными ему проступками паствы новый епископ озаботился отличительно на памяти любознательных гиппонцев — в собственном городском большинстве христиан-католиков.

В противоположность очень утомлявшемуся судебным присутствием пожилому Валериусу, предстоятельный Августин с присущими ему интересом и вдумчивостью к многоразличным обстоятельствам какого-либо дела отнюдь не сразу отдавал на суд магистратов даже насильственные преступления. Мог и попросить красноречиво, убеждая городских судей, милостиво смягчить меру наказания для какого-нибудь бесспорного злодея, подлежащего законной каре.

Как скоро выяснилось, римские законы епископ Аврелий отлично, основательно знает и понимает. Да и помогающий ему пресвитер Алипий превосходно осведомлен в имперском законоустроении. Последний, — знающие люди говорят, — в самом Риме подвизался выдающимся и успешным судебным оратором.