Иван Катавасов - Блаженство по Августину

Выйдя из базилики Святого апостола Павла, епископ Аврелий лишь краткое время прогуливался, шествуя в одиночестве по большому форуму Гиппо Регия, не уступающего по размерам и оживленности иным торговым и судебным сходбищам в Риме. Толпящееся, кипящее, шумное, плотное многолюдство вокруг него и перед ним молчаливо расступалось, словно рассеивалось, освобождая путь. Люди отступали на шаг, на два в городской толчее из уважения, почтения, иногда со страхом и боязнью. Никого нет нужды расталкивать, строго осаживать, отгонять окриком, дубинками. Потому пресвитер Эмиллий и диаконы безмолвно шли позади, сопровождая отца Августина по завершении богослужения и кафедральной учительной проповеди.

Епископ неторопливо ступал по направлению к женскому баптистерию, где ему предстоит телесно и духовно окрестить нескольких сестер по вере. Увы, от этой пастырской обременительной обязанности его никто не мог избавить, коль того настойчиво требуют сами катехумены — девицы и матроны, страстно желающие во плоти обнажаться исключительно перед безгрешным и смиренным отцом Аврелием.

C этим ему приходилось мириться, если тем самым удается отечески приобщать распутных и похотливых дочерей праматери Евы к истинной вере. И на деле, как доверительно исповедовались ему некоторые из их супругов, добродетельности и целомудрия у кое-каких женщин после крещения прибавляется. Порой вплоть до пренебрежения супружеским долгом, о чем ему горько жаловались их мужья, эгоистично полагающие Божью заповедь плодиться и размножаться равнозначной удовлетворению их сиюминутной и еженощной похоти.

Равным образом епископу приходилось, — никуда от этого не деться пастырю стад людских, — неохотно разбирать, но с тщанием улаживать среди мирской паствы и внеорденского клира, не брезгующего грехом конкубината, разные брачные свары, дрязги, игры. Играют дети, играют также взрослые, ничуть не меньше животных покорные зову плоти. Спаси и сохрани нас, Господи, от прагматической физиологии, — обозначим это по-гречески. Познаём видимое без покровов посредством невидимого…

Однако крещение было, есть и пребудет духовным сокровенным таинством. Так как Божья истина, ничуть не меняясь, только заповедует разнообразным временам не все свои заповеди сразу, а каждому то, что ему соответствует. Потому и брачное единение так либо иначе сообразуется с веком в гражданских цивилизованных сообществах. Ибо заповедано пророчески — будут две плоти воедино. Но не всегда и не для всех в Граде Земном, прогрессивно движущемся к Граду Божию…

Епископ остановился, обернулся на свиту и, не чинясь, не обинуясь, попросту, не глядя на сан и окружение, присел на ступеньках баптистерия. Немедля к нему подскочил понятливый диакон Гераклий, предупредительно, но с должным достоинством подал чистую табличку и стиль. Новую мысль о распутных языческих богах-демонах, о мнимом громовержце и явном прелюбодее Юпитере, о христианском супружестве и семье пресвятейшему Аврелию требуется обязательно оформить, поскорее обозначить и впоследствии неспешно, содержательно обдумать во благовремении, свободном от текущих архипастырских дел.

«…Как ничего не бывает, так и ничто не начинается, чтобы прийти к бытию, если ему не предшествует созидающая его причина…»

В майские календы епископ Августин получил братское письмо от епископа Мегалия из Каламы. Предстоятель Нумидии полагал возможным рукоположить в епископы Тагасты пресвитера Алипия, о чем он и сообщал доверительно его другу и учителю Аврелию.

Далее пресвятой брат Мегалий почел нужным в греческих и латинских вокабулах уведомить преподобного брата Августина о том, почему он намерен синодально и коллегиально ходатайствовать о передаче первенствующего статуса от епархии Каламы епархии Гиппона. Ибо преклонный возраст и старческие недуги не дозволяют ему, глубокому немощному старцу Мегалию, и впредь с былой энергией и епископальным пылом отстаивать синодальное дело Святой католической Церкви и экклесиального правоверия в Нумидии. Меж тем наиболее достойной братской фигуры на предстоятельское место, нежели епископ Аврелий Августин, он не видит и лучшего защитника православной вселенской веры не желает.

Спустя Божию седмицу ходатайство и пожелание престарелого Мегалия энергично и властно поддержал августейший викарий Африки кесарский комит прими ординес высокородный Маркеллин Флорид.

В тот же год на одиннадцатый день в августовские иды осадившие Рим соединенные силы варваров, в основном вестготы под военачальством кесарского комита Аларика, хитростью и обманом овладели городскими стенами. И в продолжение трех дней бесчинствовали в Вечном Городе, едва ли не подчистую разграбив все, за исключением святых мест упокоения мучеников веры, христианских базилик и церквей. Сестру августа Гонория, прекрасную Галлу Плакидию, комит Аларик лишил свободы и увез, чтобы выдать замуж за своего родственника, вестготского рекса Атаульфа.

Август и кесарь Запада Гонорий, его приспешники, консулы, комиты доместиков, магистр оффиций непонятным образом бездействовали, отсиживаясь в неприступной Равенне. Казалось, до Великого Рима им не было ни малейшего дела.

Рассказывают, будто бы в Равенне один придворный евнух, исправлявший должность птичника, в слезах сообщил Гонорию о том, что Рим пал.

— Как!!? — вскричал кесарь, — да я только что его кормил из собственных рук!

Придворный знал, конечно, о любимце доминуса преогромном жирном петухе по кличке Рим и поторопился успокоить властительного любителя домашних кур, пустившись в объяснения: горе не беда, твое величество, коли это всего-то навсего готские варвары предали город Рим огню и мечу.

— Вот и хорошо! Вот и славно! — обрадовался глупый кесарь. — А я уж было испугался, что это мой красавчик Рим вдруг околел.

«Такой недотепа, сказывают, был этот император», — выводит мораль вышеизложенной греческой басни хронист VI века Прокопий Кесарийский.

Глупейшую клеветническую выдумку-анекдот о западноримском доминусе (скобками выделим в современных понятиях герменевтики XXI века — злопыхательскую греко-латинскую шутку-каламбур о курах Рим и Рома) Аврелий Августин не включил ни в один из своих трудов. Хотя мог бы придумать нечто более остроумное и оригинальное. Довольно и того, если ее станут настырно переписывать один у одного мифоисторики и литераты последующих эпох, начиная от вышеназванного анекдотиста Прокопия.