Иван Катавасов - Блаженство по Августину

— Где ты Гай, там и я Гайя.

Как водится, Аврелий за невесту порадовался, преисполнился зависти к жениху, огорчился, подосадовав на свое одиночество. Потому, для приличия отведав всего, чем угощали, ушел в библиотеку искать утешения в философии и в поэзии.

Воистину неисчерпаемая бездна строк, страниц и книг касаемо плодотворящего брачного повода философически, поэтически понаписана у всех народов во всякие времена всяческими сочинителями, писателями и поэтами! Было или будь они представлены благосклонным читателям глубокомысленно, разномысленно или очень легкомысленно в словесности многоразличной и многоязычной…

Как там ни расписывать, но до сокровищ утешительного библиотечного словомудрия Аврелию в тот день и пополуденый час добраться не довелось. В коридоре его дожидались Нумант, выглядевший растерянным, чем-то огорошенным, и незнакомая пожилая рабыня. Нумант безмолвно развел руками, а старуха приложила палец к губам, затем молчаливым приглашающим жестом предложила следовать за ней.

Куда и к кому она его ведет темными переходами, Аврелий мигом сообразил, возликовал. От былой робости не осталось и следа. Слава Богу! И всем прочим мелким богам, если похищение сердца сабинянки успешно состоялось или вот-вот произойдет! Ведь ему истинно по силам божественно-красноречиво себя оправдать и обелить в ее глазах. Стоит ему лишь заговорить, а там уж он сумеет предстать в лучшем виде.

Однако же Сабина не стала слушать его посильных извинений и давно заготовленной, отрепетированной апологии. Не дожидаясь, пока старуха запрет за собой дверь, она немедля с ожесточенным сердцем обрушилась на него с горькими упреками и обвинениями:

— …Прямо на улице меня бесстыдно опрокинул, оголил, опозорил перед всеми, негодяй. Сам же тотчас трусливо смылся, испарился.

Потом без стыда и совести всюду преследовать девушку восхотел, проходу нигде не даешь. Пялится, таращится он бесцеремонно. Не насмотрелся, не нагляделся, что ли, там у терм Антонина?

Что ж, смотри, бесстыдник ненасытный! Зрелище только для тебя одного, чтоб успокоился и прекратил донимать бесчестно бедную несчастную рабыню, которой некому пожаловаться на произвол и насилие!

Сабина стояла лицом к окну и не оборачивалась к оробевшему Аврелию, враз позабывшему о красноречии. Ему и в голову не могло прийти, чего же имеет в виду его прекрасная обвинительница.

Слова Сабины не разошлись с делом. Одним движением плеч, казалось, не поднимая рук, она избавилась от столы, и все ее богатые одежды моментально скользнули к изящным тонким лодыжкам. Ослепительно обнажившись, она перешагнула через преграду на полу, сделала два-три шага, наклонилась и прочно оперлась двумя руками, взялась за низкий мраморный картибул напротив окна.

— Смотри на меня, бесстыжий развратник!!! — тем же злым голосом приказала Сабина.

Отдавать этакое приказание ей явно не стоило. Аврелий и без того глядел во все глаза, сравнивая Сабину с Кабиро, когда-то совсем так же низко склонившуюся перед статуей Кибелы. Пускай обнаженная девственная жрица, окончив молитвой ритуальный танец, пьедестала богини руками не касалась и бедра целомудренно сжимала. Чего-чего, но такую выразительную видную женственность, что у нее, что у Сабины ни за что не спрячешь, не скроешь. В добавку видно, — причем со спины! — как округляются в обе стороны барельефно пышные беломраморные светящиеся груди Сабины…

Господи! Что она себе думает? Здесь-то ведь не храм, и никакая вам богиня не покарает святотатца и нарушителя обрядового таинства…

Какие-либо иные членораздельные рассуждения Аврелия больше не посетили и мыслительные способности его надолго покинули…

Восходящим раскаянием и покаянными мыслями он стал мучиться лишь наутро, точнее, около полудня. Господи, помилуй!

Как, в каком виде возвратился домой, не помнит, Нумант дотащил…

Была ли Сабина девственницей? Об этом он тоже без малейшего тебе понятия. Хоть бы она что-то о том говорила перед вторым соитием, вроде как лежа, не стоя. Состоялось оно наверняка уже лицом к лицу на мягком ложе… Ее упругие груди утвердились у него в руках… наверное, держал спереди, не сзади…

Боже мой, на раз стоймя покрыл, словно дикий жеребец кобылу! Остальное, видать, случилось после…

В постели они оба хорошо хлебнули из одной емкой чаши крепкого каламского. Пить очень хотелось… Чуть погодя, возможно, получилось в третий раз, может, и в четвертый… Она сказала, хочет от меня еще… Вроде бы прибавилась вторая чаша вина, не меньше трех секстариев…

Ох голова моя как амфора пустопорожняя… Прибытки, убытки…

— Земия!!! Где ты там, обезьяна толстозадая? Беги скорей в лавку к Бибату, секстарий гиппонского для доминуса в похмелье!

Две лагены вина Аврелию принесла и почтительно поднесла в меру разбавленными его вторая рабыня — тринадцатилетняя красотка Афра, чем-то напоминающая Кабиро. Хозяина она боготворит и неизбывно ему благодарна за то, что забрал ее от злобной мачехи из виноградника, научил грамоте, взял с собой в Картаг.

Злючка Земия ее не обижает — Нумант не дает. Она очень боится его толстого ремня.

К вину обходительная Афра подала любимых хозяином пирожков с рыбой, спрыснула их уксусом, маслом, подогрела над жаровней и вернула им свежевыпеченную хрустящую мягкость, вкус и аромат. Заодно доложила, чем сейчас занимаются другие прислужники.

Значит, Земия понесла его одежду фулонам в стирку и штопку, — это Аврелия не удивило. Интерулу он точно разодрал в любовном приступе, а тунику уделал, когда Нумант помогал от выпитого и съеденного на брачному пиру опростаться.

Понятно, почему Нумант сегодня в цирке вместе с доминусом Скевием Романианом, если друг Скевий обещался представить орясину Нуманта ланисте Константу Фезону. Продолжить воинское обучение прислужнику можно позволить — не повредит, и убытка не принесет, если по знакомству задаром.

В Картаге Аврелий обходился услугами только трех рабов. Да и большее число тунеядцев ему ни к чему. Этих бы прокормить!

Земия вон фиванскую сдобную задницу наедает от безделья. Можно ее в Тагасту отослать, но жалко — Моника девку непреложно загонит в деревню подальше, на полевых работах корячиться.

А Скевию нравится, когда Земия в нерушимом девичестве ему голым задком мягко улыбается двумя складочками, — вспомнил Аврелий, сам усмехнулся, снова ощутил всю крепость и твердость юных сил, напружинил вытянутые вверх руки, готовясь вскочить одним прыжком. Но вставать раздумал и вновь растянулся на постели в блаженной истоме.

Слава всем богам, если достойный герой пристойно ожил, стойко жив и непреоборимо здоров!

Хорошо живет-поживает в достатке некто школяр Аврелий в инсуле на верхнем четвертом cтратуме, где никто у тебя на голове не ходит, копытами не топочет. Птицы и коты не в счет.