Тейн де Фрис - Рембрандт

— Сегодня вечером небу жарко будет! — воскликнул он. — Знаешь Крейна Хоофта?

Титус удивленно уставился на Вонделя и отрицательно покачал головой. Но еще раньше, чем Титус успел откликнуться на его вопрос, Йост младший продолжал:

— Мой пасынок. Сын Баарты. Вот еще сварливая баба! Да ты должен знать Крейна! Путаная голова. Несмотря на все старания, мне так и не удалось сделать из него толкового купца. Завтра его совершеннолетие, он требует выделения своей доли… У кого только в Амстердаме нет денег? И тратят их почем зря. Но мне где взять их? И все же небу сегодня жарко будет!

Титус остановился.

— Господин Вондель, мне нужно домой, — промолвил он. — Меня отец ждет.

Вондель младший вцепился Титусу в руку. В голосе его послышались нотки яростного негодования.

— Небу сегодня жарко будет! — настойчиво твердил он. — Пойдем со мной. Покажем, на что мы способны. Ты уж больше не младенец. Только не бойся. И женщины будут. Я знаю, ты еще никогда… — Йост весело рассмеялся. — Но это такая нехитрая паука. Идем же.

Они остановились у небольшого домика с затемненным фасадом. Изнутри неясно доносились пение, звуки музыки, топот пляски. Не успел Титус опомниться, как Вондель младший распахнул дверь и втолкнул его внутрь.

— Ты же почти взрослый мужчина, зачем же ты водишься с Филипсом, с этим собачьим сыном? — спросил Вондель. — Он может только развратить тебя. Наше с тобой место здесь!

Они очутились в длинном низком помещении. Приглушенный шум хлынул им навстречу. Прежде всего Титусу бросились в глаза три пары, танцующие под люстрой: трое мужчин и три женщины. Танцы сопровождались звуками какого-то необыкновенно пронзительного инструмента. В полутьме Титус разглядел стол с трубками и жаровнями, за которым сидело несколько человек.

Прислонясь к стенному шкафу, стояла молодая женщина. Увидев Вонделя, она стремительно бросилась к нему. Титус заметил, что платье на ней очень прозрачное и что она, по-видимому, одного возраста с ним. Сидевшие за столом мужчины поздоровались с Вонделем. Смеясь, Вондель младший тщательно запер дверь, взял девушку под руку, слегка встряхнул ее и посадил рядом с Титусом.

— Видишь, я привел тебе дружка, — проговорил он.

Титус робел и чувствовал себя очень несчастным. Голову девушки украшали крупные искусственные локоны. Юбка ее доходила только до лодыжек, а корсаж был бесстыже глубоко вырезан.

Она разглядывала Титуса ироническим, своевольным взором, который вконец смутил юношу и лишил его последней капли уверенности. Затем она увлекла его в угол, и он не посмел воспротивиться.

«Вот, значит, что это такое! Женщины вместе с мужчинами за бесстыдной попойкой!»

О, как это ужасно! Титус беспомощно оглядывался, ища глазами молодого Поста. Но тому было уже не до Титуса: он расположился за столом, как у себя дома, и Титус видел, что Пост и впрямь здесь свой человек. Не успел Титус и глазом моргнуть, как Пост уже закурил трубку и взял в руки карты. Танцы прекратились. Наступившая тишина показалась Титусу еще тягостнее, чем шум давеча. Он посмотрел на девушку молящими глазами. Та только посмеивалась, делая вид, будто сочувствует юноше и рада бы пощадить его. У него даже мелькнула надежда, что она сейчас откроет ему дверь. Но девица решила по-иному: схватила его за руку и увлекла в сторону. Там она села на скамейку и так подобрала ноги, что Титусу опять бросились в глаза ее лодыжки — крепкие и стройные, — каких ему еще не приводилось видеть ни у одной женщины. Он весь зарделся, не зная, куда девать руки, что ему делать с собой. Низко опустив голову, как неприкаянный грешник, стоял он перед девушкой, допрашивавшей его с неподвижным лицом, словно суровый судья:

— Скажи-ка, наконец, маменькин сынок, почему ты прикидываешься таким дурачком?

Титус что-то пробормотал. Вдруг девушка разразилась хохотом.

— Нет, такого трусливого гостя у меня еще никогда не бывало!

Титус остро возненавидел ее. Он слишком хорошо понимал, чего она хочет, и чувствовал себя таким же ничтожеством, как и в тот раз, когда он, уже взрослый мальчик, спасовал перед маленькой ехидной девчонкой, насмешливое хихиканье которой привело его в состояние полного замешательства. Но если тогда ему удалось сбежать, то сейчас о бегстве и речи не могло быть.

Девушка внезапно вскочила и стала перед Титусом. Юноша поднял руку, как бы заслоняясь от нее. Она снова засмеялась, взяла его за воротник, легонько потрясла и с любопытством, властно заглянула ему в глаза.

— От поцелуя ты, надеюсь, не станешь увиливать?

У Титуса дух захватило. Вплотную перед собой он увидел ее лицо, раскрасневшееся от вина и танцев. Ее дыхание полоснуло его по лбу. Вдруг он почувствовал, как две руки, зажав его голову, откинули ее назад, и в следующее мгновение ощутил на губах теплое, влажное прикосновение. В испуге он отпрянул, а девушка, запрокинув голову, пронзительно смеялась.

— громко и протяжно пропел мужской голос, в котором Титус, вздрогнув, узнал голос Йоста. Взрыв неистового восторга сопровождал последние слова песни. Одна из женщин захлопала в ладоши, схватила гитару и вспрыгнула на стол. Стоя в кольце сумеречно-красного света люстры, она задорно запела игривую песенку. Кто-то из мужчин стал отбивать граненым стаканом такт, и этот ритмически повторяющийся, подхлестывающий звук удара массивным стеклом по твердому дереву усиливал общее веселье. Девушка, крепко державшая Титуса за плечи, порывисто оттолкнула его от себя. Балетным прыжком она метнулась в объятия мужчины, поманившего ее дукатом; танцуя, она ловчилась ухватить монету, которую тот держал в вытянутой вверх руке. Как кошка, подпрыгивала она за дукатом. Всякий раз, как она почти дотягивалась до серебряной монеты, из-за стола неслись оглушительные и визгливые выкрики одобрения.

Титус глубоко перевел дыхание. Он стоял один, в стороне, и никому не было дела до него. Взгляд его снова и снова непроизвольно устремлялся к выходу, но путь туда был прегражден: между ним и дверью кружились танцующие пары.

Титус закрыл глаза. Какой-то дурман, какие-то злые чары туманили сознание. А хочется ли ему, в самом деле, прочь отсюда? Или, может быть, он скорее остался бы здесь смотреть и слушать то, о чем в ночном уединении мечталось и грезилось ему, что маячило перед ним, как смутные тени сказок, слов, намеков, воспоминаний самого раннего детства?.. Так вот каков он — этот игорный притон, этот «веселый дом», как много-много лет тому назад называли его между собой приятели Еруна…