Вера Василевская - Тутмос

Тутмос поднялся и сел на ложе; невыносимая духота не давала заснуть, к тому же по углам шатра тонко звенели какие-то мелкие, назойливые насекомые, которые своими булавочными жальцами безжалостно разрывали изредка наплывающую на фараона дремоту. Два воина стояли неподвижно у его ложа, ещё двое — у входа в шатёр, и ещё несколько человек снаружи. Под защитой своих ханаанеев и шердани Тутмос чувствовал себя в безопасности, но неожиданная мысль рассмешила его — не заставлять же воинов гоняться за насекомыми! Он коротко рассмеялся, и со смехом улетели последние сладкие надежды на сон. Он мог бы приказать зажечь курения, от дыма которых не поздоровилось бы его почти неприметным глазу врагам, но он не любил запах курений и предпочитал обходиться без них, если только не было смолы фисташкового дерева. Он встал, разбудил слугу, приказал подать себе лёгкого светлого пива, которым приходилось обходиться в походе, — любимое им горькое пиво, приготовляемое кушитами с необыкновенным искусством, слишком быстро портилось. Фараон чувствовал, что уже не заснёт до рассвета, и не хотел прибегать к усыпляющим травам, поэтому первая мысль, явившаяся из глубины душной ночи или со дна опустошённой чаши, показалась самой верной — позвать кого-нибудь из военачальников, поговорить о завтрашнем штурме. Тутмос знал, что самым грубым образом нарушает предписания мудрого Джосеркара-сенеба, которым добросовестно старался следовать на протяжении почти десятка лет, но какое-то упрямое существо, забравшееся на плечо и шепчущее в самое ухо, а может быть, вещавшее изнутри, из самой глубины утомлённого бессонницей мозга, взяло власть в свои руки и не терпело никаких возражений. Тутмос послал слугу за военачальником Дхаути, своим любимцем. Не ждал его скоро, так как знал, что у Дхаути крепкий сон, но военачальник явился так быстро, словно проводил ночь на пороге царского шатра.

— Твоё величество, ты звал меня?

— Звал, Дхаути. Ты, конечно, спал?

— Всякий воин перед битвой должен спать.

Фараон улыбнулся, у глаз появились весёлые морщинки.

— Это мне в упрёк?

— Фараон — не просто воин. У него иные заботы… Он отдаёт приказания, которые мы выполняем, ему нужно их обдумать. Быть военачальником легче.

— Ты думаешь?

— Уверен в этом, твоё величество.

— А если фараон сам участвует в битве?

— Всё-таки воин он только во вторую очередь, твоё величество.

Тутмос задумался, искоса поглядывая на открытое, добродушное лицо Дхаути. Он помнил этого военачальника совсем юношей, ещё в дни царствования Хатшепсут. Тогда Дхаути негодовал, потрясал кулаками, воздевал к небу руки, говорил о жалкой участи, которую влачили при Хатшепсут люди военного звания. Теперь он был спокойнее, рассудительнее, но в иные моменты в нём проглядывал тот молодой воин, у которого чесались кулаки при взгляде на разряженных царских любимцев.

— Что ты думаешь о Кидши?

— Мои лазутчики говорят, что это крепкий город.

— А его поверженный правитель [105] …его поверженный правитель… — Древние египтяне верили в могущество не только написанного, но и произнесённого слова, поэтому присоединение к имени врага эпитета «поверженный» должно было способствовать действительной победе. готовится к обороне?

— Поверженный правитель Кидши уверен, что стены его защитят. Запасов в городе достаточно.

— Воды много?

— Много, твоё величество.

— А ров, окружающий крепость, глубок?

— Да. Он будет понадёжнее, чем ров Мегиддо.

Тутмос улыбнулся, довольный воспоминанием.

— Тот ров был хорош, но я весь его заполнил трупами ханаанеев, и они разбухали от воды и становились источником болезни для тех, кто отсиживался в Мегиддо. Моё войско болезнь тогда пощадила… Но не хотелось бы доводить до этого, Дхаути. Семь, восемь месяцев осады — это слишком уж долго! Земля в окрестностях Кидши, конечно, прокормит нас, да и своих запасов достаточно, но лучше было бы захватить город штурмом.

Дхаути гордо выпрямился, поднял правую руку, как будто собирался принести клятву.

— Мы к этому готовы, твоё величество. Осадные лестницы наготове, и щиты крепки.

— Новобранцев много?

— Много, твоё величество. Но иногда они бывают очень полезны, полезнее опытных воинов.

Тутмос изумлённо поднял брови.

— Новобранцы полезнее? Чем же?

— Они очень боятся своих начальников, на их спинах ещё свежи следы от побоев, и они бросаются вперёд с тем отчаянием, которое иногда стоит опыта и умения. Первая туча стрел обрушится на них.

— А многие ли останутся в живых после этого?

— Немногие. Но если первый бросок будет удачен и они доберутся до стен, опытным воинам, идущим вслед за ними, будет легче.

— Но если они побегут, Дхаути?

Дхаути улыбнулся почти снисходительно.

— Кому же хочется получить сто ударов пальмовыми розгами? После такого немногие выживают, лучше уж сложить голову в бою.

— Это верно… Сколько их, новобранцев?

— Около трёх тысяч.

— Значит, если в живых останется тысяча, это будет хорошо?

— Очень хорошо, твоё величество.

Тутмос поднялся, встал и военачальник, но фараон остановил его жестом, а сам прошёлся по шатру, замысловато огибая центральную деревянную колонну, словно очерчивал извилистый путь Мехен [106] …словно очерчивал извилистый путь Мехен. — В египетской мифологии часто встречается образ змеи Мехен, чьи волнообразные извивы символизируют ночной путь солнца в подземном царстве. . Дхаути знал эту привычку фараона — когда он думал о чём-то важном, то не мог усидеть на месте.

— Хорошо, а если Кидши взять не удастся?

— Тогда повременим, твоё величество.

— Что значит — повременим?

— И в его окрестностях можно найти немало добычи. Если, например, продвинуться ближе к горному хребту…

— Брать мелкие города?

— Они тоже очень богаты, твоё величество. Десяток таких городов стоит Кидши.

— Как ты не понимаешь! Дело не только в богатстве, дело в том, что… — Тутмос даже ударил рукой по колонне. — Ты что, не знаешь, как надоел мне этот правитель Кидши? Хлопает в ладоши в такт с Митанни, а этого уже более чем достаточно! Пока не поставлю его на колени, не успокоюсь! Жив Кидши — жив клубок змей, которые вечно будут шипеть под ногой Кемет. Расплету их и растерзаю поодиночке, но для этого надо разрубить самую большую и хитрую, Кидши. Поэтому город должен быть взят!

Дхаути с беспокойством взглянул на фараона.

— Только умоляю тебя, твоё величество, не приближайся к стенам! Вряд ли кто-нибудь из них встретит нас за пределами города, все они будут оборонять стены. А ты сам знаешь, что стрела, пущенная сверху, и даже камень…

Тутмос досадливо поморщился.

— Может, хоть ты не будешь напоминать мне об этом, Дхаути? Довольно с меня божественных отцов! Ваши предостережения изматывают меня больше, чем самая изнурительная битва. Не будет больше времён Мегиддо! Тогда вы опасались несуществующей ловушки, а я говорил вам, что ханаанеи не посмеют отступить от древнего обычая и напасть на нас прежде, чем мы спустимся в долину. И я оказался прав! А вы до сих пор не перестали осторожничать и вечно нашёптываете одно и то же, словно женщины! Даже Меритра при расставании не сказала мне столько предостерегающих слов, сколько вы!