Вера Василевская - Тутмос

— Но ты оставил её беременной, твоё величество. Только беременной… Наследник ещё не родился.

— Хватит! — Тутмос в гневе потряс кулаком перед самым лицом военачальника. — Это тебя не касается! Твоё дело — штурмовать Кидши, а не заботиться о моём наследнике! Защищайте меня, не оставляйте одного в гуще врагов, как сделали подлые воины вечноживущего Секененра, и ни к чему будут лишние слова и заботы! По-твоему, я настолько глуп, что полезу на крепостную стену? Это с голоса проклятой Хатшепсут вы поёте, что я неумён, и учите и предостерегаете меня, как мальчишку! Я царствую тридцать лет, и хотя она похитила у меня почти двадцать, пора вам понять, что я делаю всё, что хочу, и на троне и в бою!

Дхаути молчал, испуганный и пристыженный этой вспышкой ярости. Он поднялся и стоял, опустив голову и руки, как провинившийся школьник, и Тутмос, взглянув на него, расхохотался.

— Недостаёт только плети в моей руке! Но теперь-то ты понял, Дхаути? Там, в столице, мне не дают проходу божественные отцы и чати, а здесь я привык дышать свободно, ходить не оглядываясь! Я ещё не забыл, как вы учили меня уже после Мегиддо, и ваши уроки пошли впрок — теперь я знаю, что моя твёрдая воля способна сокрушить даже ваше упрямство! Ты успокоишься, если узнаешь, что я не собираюсь бежать впереди новобранцев и первым взбираться на крепостную стену? Хорошо! А теперь иди, до рассвета есть ещё немного времени. Правда, ночь слишком душная, хорошо тем, кто устроился на ночлег в своей колеснице. Клянусь священным именем Амона, иногда жалею, что я не простой воин! Иди, Дхаути, а я пройдусь ещё по лагерю, мне уже не уснуть. Позвать ко мне начальника моих телохранителей!

Воины тоже страдали от духоты и насекомых, но привычка к лишениям закалила их и сделала более стойкими, чем их начальники с золотыми ожерельями на груди. Они спали, ворочаясь во сне, но всё-таки спали, и только некоторые сидели у костров, тихо переговариваясь. При приближении фараона они вскакивали и падали ниц, уткнувшись лицами в землю, и лежали так, не смея взглянуть на живого бога, пока он не проходил мимо. У одного костра шёл яростный спор — ещё молодой воин со свежим шрамом на лбу спорил с пожилым, почти стариком.

— А я тебе говорю, что моя Сит-Амон купила этого раба задешево, потому что два круга серебром [107] …два круга серебром… — Круг — древнеегипетская денежная и весовая единица, в описываемое время составляла 91 грамм. и две полотняные одежды за такого крепкого и мускулистого парня — это ничтожная цена! Уж она кое-что понимает в хозяйстве и не стала бы брать лежалый товар, как ты! У этого раба умелые руки да ещё ум в придачу, лучшего слуги в доме нет у самого господина Исеси, писца, самого богатого на нашей улице! Что ты-то понимаешь в хозяйстве, глупый человек? За все годы службы не нажил земли, а твоя старуха, верно, не разумнее плода пальмы дун!

— Вот и получается, что ты глупец, Пепи, раз так ругаешься и злишься! — насмешливо сказал старик. — Эта твоя Сит-Амон переплатила по крайней мере целый круг серебра, да и то только потому, что у этого раба, верно, лицо покрасивее, чем у тебя, да есть ещё кое-что, что любят держать в руке, но не называть вслух! Присмотрись-ка внимательнее к своему великолепнейшему слуге, когда вернёшься из похода, да ещё попробуй несколько месяцев обойтись наложницами и не прикасаться к своей Сит-Амон, и увидишь, что будет!

— Ты поговори! — угрожающе сказал Пепи, надвигаясь на старика.

— А ещё лучше, Пепи, загляни-ка ты под ту самую сикомору, под которой когда-то валялся со своей Сит-Амон, и если своими глазами не увидишь, порасспроси-ка деревце, оно тебе кое-что расскажет!

— Вот сейчас изобью тебя палкой, сын гиены!

— Посмей только! Прижму тебя к земле, как щенка, и не посмотрю на твою землю и твой дом со слугами, заставлю тебя вспомнить, что когда-то моя палка ходила по твоей спине! Вместо того чтобы ума набираться…

Ни старик, ни оскорблённый Пепи не успели привести в исполнение своих угроз, потому что фараон подошёл совсем близко и они в испуге бросились на землю, словно сметённые порывом ветра. Тутмос, слышавший кое-что из их разговора, рассмеялся, улыбнулся и Рамери, узнавший спорщиков, с которыми когда-то вместе пил вино у такого же походного костра.

— Слушай, старик, — сказал Тутмос, — если завтра увижу тебя среди тех, кто первым взберётся на крепостную стену, получишь не одного, а сразу двух рабов, да ещё рабыню в придачу. И у тебя, — обратился он к молодому воину, — будет возможность привести домой ещё одного красивого раба, отраду твоей Сит-Амон. Поняли? — если увижу на крепостной стене!

Смущённый Пепи забормотал слова благодарности, не отрывая лба от земли, старик молчал. Тутмос усмехнулся и пошёл дальше, сопровождаемый безмолвным Рамери. Небо на востоке уже начало бледнеть, и предрассветный ветерок принёс наконец в лагерь живительную прохладу.

При первом взгляде на крепостные стены Кидши можно было понять, что самый стремительный штурм разобьётся, как волна, об этот серый камень. Войско стояло в нерешительности, ибо всякому, даже новобранцу, было ясно, что бросившегося вперёд ждёт верная смерть — лучники на стенах Кидши стояли наготове. Казалось, город усмехается кривой усмешкой старых, немного покосившихся, но прочных ворот, до которых было ещё так далеко. Лазутчики донесли, что стены прочны со всех сторон и нет ни малейшей лазейки, способной помочь осаждающим. Перебраться через ров по уже наведённым лёгким мосткам не представлялось особенно трудным, но ханаанеи, видимо, и не рассчитывали на ров — основная сила была не в нём, а в крепостных стенах. Если бы удалось отвлечь внимание врага… Однажды, осаждая один из городов к югу от Мегиддо, Тутмос приказал запалить огонь вокруг него, сжечь окружающие его поля, и жители, охваченные ужасом, воззвали о пощаде уже из этого огненного кольца и сдали город, но теперь уже победителям нелегко было до него добраться, и Тутмос понял, что огонь не слишком надёжный союзник. Он уже направил угрожающее послание правителю Кидши, сделал это, скорее подчиняясь обычаю, чем надеясь на успех, но в ответ получил лишь хвастливое уверение в том, что Кидши, а особенно его крепостные стены, готовы с почётом встретить именитого гостя. Хотя имя сокрушителя Мегиддо внушало ужас многим ханаанским царькам, правитель Кидши ещё не сталкивался с Тутмосом лицом к лицу и храбрился, что, несомненно, вселяло мужество и в сердца его подданных. И всё же Тутмос подошёл к стенам Кидши так близко, что мог уже разглядеть не только лучников, но и жрецов с курильницами, возносящих моления Баалу [108] …возносящих моления Баалу. — Баал — сирийско-палестинское божество, нередко отождествлявшееся с египетским Сетхом. . Что ж, отступать было нельзя. Да и поздно было — уже запели боевые трубы…