Джалол Икрами - Двенадцать ворот Бухары

Никто не помешал им, не преградил дорогу. Словно вырвавшиеся из клетки птицы, они раскинули крылья и полетели к желанной цели.

На Регистане шел митинг. Население Бухары впервые праздновало великий праздник Октября, и казалось, даже воздух был полон радости. Это был праздник свободы и независимости, праздник победы, праздник жизни. Для трудового народа это был добрый день благоденствия и покоя. Сотни школьников, молодежь — первые комсомольцы, водоносы, ремесленники и другие жители Бухары собрались на площади, слушали речи ораторов.

На трибуне, украшенной флагами, лозунгами и цветными гирляндами, стояли руководители бухарского правительства, представитель правительства РСФСР Куйбышев и несколько женщин в паранджах. Полную огня речь Файзуллы Ходжаева народ выслушал с вниманием и ответил на нее одобрительным гулом и аплодисментами. После него Абдухамид Муиддинов предоставил слово Куйбышеву. Валериан Владимирович, держа фуражку в руке, подошел к краю трибуны и начал говорить, а переводчик затем перевел его слова.

Куйбышев говорил о победе Октября, несущего счастье всему трудовому народу, и особенно подробно — о Бухарской революции, о свободе народов угнетенного Востока. Народ Бухары создал свою народную республику, говорил он, советскую республику, и теперь может свободно строить новую, лучшую жизнь. Правительство Советской России и Туркестанская Советская Социалистическая Республика оказывают всяческую помощь свободному народу революционной Бухары. По указанию товарища Ленина Советское правительство России приняло решение: вся собственность, все имущество прежнего царского правительства на территории Бухары и предприятия, принадлежавшие русским владельцам, теперь безвозмездно отдаются бухарскому народу. Заводы и фабрики, земля и дома русских капиталистов — все теперь принадлежит народу Бухары. Советское правительство России прощает все долги эмира России, освобождает от них народ Бухары. Правительство Советской России приложит все усилия, чтобы молодая Бухарская республика за короткий срок встала на ноги, окрепла, чтобы народ Бухары стал независимым и богатым, экономически и культурно развитым. Он выразил уверенность, что трудящиеся Бухары, совершившие народную революцию под руководством партии большевиков и Советской власти, построят новую жизнь, основанную на справедливости и равноправии, и нанесут смертельный удар по остаткам эмирской власти.

После Куйбышева на трибуну взошла женщина в парандже.

Это была Фируза. Народ вокруг зашумел. Впервые бухарская женщина говорила с трибуны и наравне с мужчинами приветствовала животворное солнце Октября. Хотя речь ее была коротка, а голос негромок и несмел, хотя лицо скрывала волосяная сетка, тем не менее это была смелость, истинное мужество.

— Видишь, дочка! — сказала Анбари Ашк, обращаясь к Хамрохон, с которой они вместе издали глядели на трибуну. — Вот женщина, такая же, как ты, стоит в одном ряду с мужчинами, вместе с начальниками, держит речь, и все слушают ее. Может быть, и твой бессовестный муж слушает, почтительно прижимая руки к сердцу!.. А ты сидишь в углу, плачешь и собираешься покончить с собой… Нет, клянусь богом, даже мне хочется вновь стать молодой и начать жизнь заново Оймулло Танбур правильно говорила, что наступает время молодости и любви!

— Как я благодарна вам за эти слова! — сказала Хамрохон. — Ах, если бы в эти светлые дни и мне удалось немножко вздохнуть свободно!

— Конечно, удастся! Не немножко, а очень много и еще немножко! В это время Абдухамир Муиддинов дал слово начальнику городской

милиции Алиризо-эфенди. Это был турок, турецкий офицер, который во время мировой войны попал к русским в плен и вместе с другими пленными оказался в Бухаре, а после революции поступил на службу в милицию. Он говорил по-тюркски, и речь его прозвучала очень странно: он призывал все тюркские народы объединиться и показать миру, как они сильны.

— Народ Бухары должен теперь проснуться, — говорил он. — Всех, кто будет противодействовать объединению тюркских народов, следует выводить на площадь и расстреливать. Всякий, кто не захочет встать под наше знамя, будет считаться контрреволюционером и должен быть наказан… Аминь, велик аллах!

Речь Алиризо-эфенди вызвала шум, смех и возмущение. Файзулла Ходжаев сердито сказал Муиддинову:

— Зачем вы дали слово этому глупцу?

— Ведь так решили, — ответил Абдухамид. — Разве нельзя пошутить, посмешить народ?

— Это не шутка! — сказал решительно Файзулла Ходжаев. — Он плохо говорил. Надо было предварительно просмотреть его речь…

Такая нелепость!

— Правда, правда! — поддержал его Акчурин, один из секретарей Центрального Комитета. — Нужно было проверить заранее! Это наша ошибка. Дайте сейчас мне слово, надо как-нибудь рассеять дурное впечатление от его речи.

— Будет нам урок! — сказал Файзулла Ходжаев. — Больше таких людей нельзя выпускать на трибуну. Да и вообще завтра мы поставим о нем вопрос в Совете назиров. Нельзя держать такого человека во главе милиции.

Акчурин в своем выступлении говорил о том, что народ Бухары, Бухарская республика, следуя по пути Интернационала, укрепляет дружбу с другими народами, в особенности же с Советской Россией и с Туркестаном. Он выразил благодарность правительству России и великому Ленину за бескорыстную помощь народу Бухары…

Файзулла Ходжаев пожал руку Акчурину и ободряюще улыбнулся. Выступили еще несколько человек — комсомолец, водонос, военный, и митинг окончился.

Оим Шо и Анбари Ашк стояли там, где в улицу, идущую от хауза Девонбеги, вливался огромный паток людей с Регистана. Они видели марширующие войска, колонны школьников и комсомольцев. Увидели они и конных и пеших из отряда Асада Махсума, во главе с ним самим, на вороном коне, с двумя помощниками по бокам.

— Кто этот надменный человек? — спросила Хамрохон.

— Не знаю, какой-нибудь гордец, дорвавшийся до высокой должности! — отвечала Анбари Ашк. — В самом деле, такой надменный, как сам эмир Алимхан!

— Чтоб его чума забрала! — сказала Хамрохон.

Все, что напоминало об эмире, было ей неприятно. Когда проехал отряд Асада и еще несколько больших фаэтонов, показался в группе своих конников Насим-джан, и Хамрохон тотчас спросила, заметив его:

— А кто этот красивый юноша? — Анбари Ашк обрадовалась.

— Это сын хаджи Малеха, Насим-джан, — сказала она. — Я его уже сегодня видела около женского клуба. Действительно красивый юноша! Ему так к лицу этот костюм… и, наверное, он хорошо воспитан…

«Счастливая его жена… — подумала Хамрохон, невольно сравнивая юношу со своим мужем. — Несчастная я женщина, попала в руки негодяя… Хорошо, хоть есть на свете счастливые жены».