Джалол Икрами - Двенадцать ворот Бухары

Она горько вздохнула. Тетушка Анбар, увидев, что Хамрохон опять опечалилась, быстро заговорила:

— Сегодня в женском клубе большое торжество будет. Может быть, и мы забудем все наши печали и невзгоды…

— Если бы так было! — сказала Хамрохон.

Тут с ними поравнялись шедшие с площади женщины со знаменем, и они присоединились к ним. Фируза, шагавшая впереди, тотчас узнала Хамрохон и крикнула:

— Добро пожаловать!

Оим Шо, услыхав голос Фирузы, обрадовалась и смело зашагала вместе со всеми женщинами.

Они уже подходили к Новому базару, когда их обогнал на своем фаэтоне Ходжа Хасанбек. При виде его глаза Оим Шо заволокла пелена страха: «Сейчас приедет домой, узнает, что меня нет, и весь свет перевернет… Пошлет к нам домой, наверное, арестует мать… О господи, что я наделала!»

В клубе их встретили с радостью. Учительницы, Оймулло Танбур, Фируза и все женщины говорили им: «Добро пожаловать! Будьте веселы и спокойны, считайте, что это ваш дом». Оим Шо старалась улыбаться в ответ на все эти приветствия и ласковые слова, но на душе у нее было тревожно. Оставшись на минуту вдвоем с Фирузой у нее в кабинете, Оим Шо расплакалась.

— Сейчас он пошлет людей за моей матерью, будет ее мучить и бросит в тюрьму! — говорила она.

— Не имеет права! — сказала фируза. — Время насилия прошло. Я сейчас позвоню дяде Хайдаркулу, расскажу про вас.

— Нет, я лучше пойду домой… Что бы ни случилось, я буду вместе с мамой.

— Оставьте это, Оим Шо! — вмешалась Анбари Ашк. — Фируза-джан, вы куда-нибудь пристройте ее, а я пойду к ее матери, возьму и приведу тоже сюда или же отведу к себе домой.

— Приведите ее сюда! — сказала Фируза. — Мы устроим их вместе в одной комнате, и никто не посмеет их тронуть.

— Спасибо вам, Фируза, дай бог вам счастья! — сказала Оим Шо, вздохнув с облегчением.

— Ладно, тогда я ухожу! — сказала Анбари Ашк и покинула клуб…Вечером большой зал клуба был полон, некоторые даже собрались на дворе у окон и слушали речь женщины в очках, стоявшей у стола в зале. Она хорошо знала жизнь женщин Востока, знала, как и о чем нужно говорить с ними.

Слушали внимательно, не шумели.

— Беда не только в том, что мы должны носить паранджу и чашм-банд, закрывать лицо, — говорила она. — Это только внешнее, видимое глазом рабство. Если бы рабство можно было уничтожить, уничтожив паранджу и чашмбанд, то революционное правительство и Советская власть одним приказом отменили бы их. Но — увы! — дело не только в них. Женщины Востока, угнетенные и порабощенные, не имели в жизни никакой опоры. Они были всецело в подчинении у мужчин. Веками сложилось такое представление, что, если мужчина не даст куска хлеба, женщина умрет с голоду. Увы, сами женщины верили этому. Советская власть теперь разбила в пух и прах это представление, подрубила под корень неравенство и бесправие женщин, показала путь к свободе, сказала им: «Угнетенные женщины Востока, вы равны мужчинам, вы сами, своим трудом можете заработать себе кусок хлеба! Для этого есть все условия. Советская власть уберет с дороги всякого, кто захочет преградить вам путь в новой жизни. Паранджа и чашмбанд, которые мешают вам работать и жить свободно, тоже должны исчезнуть!» Женщины революционной Бухары, женщины нашего древнего города, вы помолодели от света революции, вы тоже свободны и равноправны с мужчинами. Правительство Бухары открыло и еще будет открывать всевозможные мастерские, артели, шелкомотальные и швейные фабрики, где вы сможете работать. Откроются школы, курсы и всякие училища — пожалуйста, учитесь, обучайтесь ремеслу, становитесь грамотными, становитесь хозяйками своей судьбы!

Когда речь кончилась, одна молодая женщина спросила:

— Как я выйду без паранджи? Мой муж убьет меня. И все жители квартала, жители всего города проклянут, не дадут пройти по улице!

— Да что мужчины, — сказала другая, — сами женщины убьют!

— Верно, — сказала Фируза, — нелегкое это дело — сбросить паранджу, добиться настоящей свободы. Я уверена, что Советская власть обдумала это. Конечно, если мы все сейчас выйдем на улицу без паранджи со словами, что стали свободными, без кровопролития не обойдется. Нужно сперва учиться, стать грамотными…

Женщина в очках снова встала.

— Я ведь вам уже говорила, что дело не только в парандже. Наступит время, когда будут искать паранджу, чтобы выставить в музее, тогда ни в одном доме ее уже не будет. Этот день не за горами. Нам надо ликвидировать свое невежество, неграмотность, уничтожить вековые предрассудки. Прежде всего вам поможет вот этот женский клуб. Здесь все готово для того, чтобы вы учились, овладевали каким-либо ремеслом. В городе и в уездах будут открыты школы для девочек, женские курсы, ремесленные школы, где женщины смогут учиться. Те, что овладеют ремеслом, — получат работу, пожалуйста, работы непочатый край. Женщин будут выдвигать и на работу в правительственных учреждениях, в руководство.

Собрание продолжалось до темноты. Потом Фируза объявила, что для всех будет угощение, а после угощения покажут свое искусство артисты, приехавшие из Ташкента и Ферганы. Это сообщение было встречено аплодисментами.

Оим Шо сияла: горя, заботы, страха как не бывало. То, о чем она мечтала с детства, в этом клубе оказалось явью. Свобода, дружба, веселье, возможность учиться, овладеть ремеслом… Вдобавок ко всему тетушка Анбар сходила к ней домой и привела мать. Они прибрали все в доме, заперли дверь и пришли в клуб. Теперь уже ни эмир, ни его военачальники, ни Ходжа Хасанбек и никто другой не могли посягать на Оим Шо. Она была теперь под защитой нового правительства, под защитой Советской власти. Советская власть охраняла этот женский клуб, и не было на свете человека, коюрый мог бы взять силой эту крепость свободы.

Несчастная мать, выплакавшая все глаза, теперь тоже отдыхала и радовалась. Она видела свою дочь веселой и счастливой и мысленно молилась за Фирузу, за тетушку Анбар и за Советское правительство тоже.

Между тем весь двор из конца в конец устлали коврами, на коврах разложили подушки, курпачи, расстелили скатерти с угощением, приготовили чай. На веранде от одного столба до другого натянули занавес, за ним артисты готовились к выступлению.

Оттуда раздавались звуки бубна и гиджака. Когда все расселись и активистки, засучив рукава, разнесли и расставили повсюду подносы с хлебом и сластями, блюда с жарким, послышалась веселая музыка.

— Ах, как хорошо играют! — сказала тетушка Анбар. — Я в жизни не слыхала, чтобы флейта, гиджак, танбур и тар так сыгрались. Посмотрите, как наслаждается музыкой Оймулло Танбур… Право, музыка ласкает человека, утешает, гонит из сердца печаль и уныние…

— Музыка, говорят, и змею из норы выманивает, — сказала мать Оим Шо.