Джалол Икрами - Двенадцать ворот Бухары

— Нет, нет, — заволновался он, словно обвиняли его самого, — ничего за этим не кроется, просто военйая хитрость.

— Прежде всего нужно создать особую комиссию для расследования того дела, — сказал Ходжаев, — она выяснит обстоятельства, побудившие Джаббара сдаться, она ознакомится со всей шайкой, и тогда будем решать, что с ними делать. Нужно допросить самого курбаши, узнать, чего он добивается. Вы, товарищ Хайдаркул, возглавите эту комиссию; в состав войдете вы, товарищ Низамиддин, нужно еще привлечь Третьего Интернационала товарища Хакимова.

— Верно, — поддержал Куйбышев. — Комиссия должна подробно уточнить, что было пущено в ход для поимки курбаши! Наверняка нам когда-нибудь пригодится…

— Возможно, возможно! — произнес Ходжаев.

— Думаю, что всех сдавшихся надо освободить, дать им работу, создать подходящие условия жизни, — сказал Куйбышев.

— Насколько мне известно, — вкрадчиво промолвил Низамиддин, — люди Джаббара, во всяком случае многие из них, намерены присоединиться к отряду Асада Махсума.

— Почему? — вырвалось у Хайдаркула.

— Им, наверное, очень понравился Асад Махсум, — многозначительно улыбаясь, сказал Ходжаев.

Низамиддин как-то глупо рассмеялся и шутливо поддержал:

— Конечно, конечно, понравился!.. Вы совершенно правы!

Улыбка слетела с лица Ходжаева, он резко заговорил:

— Товарищ Низамиддин, вы несете ответственность перед государством за поведение Асада Махсума, за всю его деятельность! Вы, назир внутренних дел!..

— Я хорошо это знаю. Асад Махсум иногда своевольничает, поступает опрометчиво. Но зато какой он ловкий, способный и сильный… Если он…

— Что с того, — перебил Ходжаев, — эмир тоже был силен, измываясь над своими подданными… Этот «сильный» Асад арестовывает ни за что ни про что Асо, похищает племянницу вот этого человека, Ойшу, и насильно берет ее в жены. По своей прихоти арестовал еще нескольких невинных людей… Мучает их. Что это все значит? Он попирает закон, порядок, дисциплину! Мы можем снять его с работы, заставить отвечать за свои поступки! У нас найдутся для этого силы, нас защитит Красная Армия.

— Да, это так! — откликнулся Куйбышев. — Необходимо осадить Махсума! Вот и один наш хороший боец, Карим, очень пострадал по его милости.

Низамиддин снова протер пенсне и, помолчав, ответил:

— Сегодня же вызову Асада или сам поеду к нему. Прикажу освободить Асо и других… А вот насчет Ойши дело обстоит сложнее. Мне известно, что она по доброй воле вышла замуж и счастлива.

— Не могу поверить этому! — резко сказал Хайдаркул.

— А вы проверьте! — равнодушно ответил Низамиддин. Вид у него был очень самоуверенный.

— Да, пошлю кого-нибудь разведать.

— Вы свободны, товарищ Низамиддин! — обратился к назиру Ходжаев. — Советую вам: еще до начала работы комиссии примите меры, обуздайте Асада. Вам же будет лучше!

— Да, конечно!

Низамиддин ушел, а Ходжаев, глядя ему вслед, покачал головой.

— Нет у нас подходящих людей, товарищ Куйбышев. Назиры не справляются с порученным делом…

— Ничего, наладится! Нужно время Не прошло и года после вашей революции. Пыль и прах разрушений еще покрывают улицы. Если ваше правительство захочет, то пригласит в помощь вам опытных, закаленных в боях товарищей из Туркестана. То же и с Асадом Махсумом: если он мятежник и произойдет с ним схватка, вызовем войска из Самарканда и Ташкента.

— Спасибо!

— Но подождем пока, может быть, до этого не дойдет…

— Может быть, — задумчиво сказал Куйбышев, — но с Асадом надо все время быть настороже. Да, вы писали о том, что хотите завязать отношения с Афганистаном, Ираном и Турцией, отправить туда послов… Мы поддерживаем это намерение, поведем переговоры… Готовьте подходящих людей.

— Прекрасно! Особенно необходимо в Афганистан и Турцию… Нужно начать с ними торговать!

— Все это так! Но вряд ли вы получите от них промышленную продукцию. Если даже станут продавать, то очень дорого и не свое, а закупленное в других странах.

— Мы надеемся промышленную продукцию получать от Советской России, в обмен на каракуль, шелк, хлопок, фрукты…

— Да, Россия пойдет во всем навстречу.

— Не сомневаюсь!

— Ну, мне пора идти… Желаю успеха!

Хайдаркул тоже собрался уходить. Ходжаев проводил их до дверей и, вернувшись на свое место у стола, стал писать.

Ходжа Хасанбек пришел на службу около полудня. Рабочий день начался с доклада секретаря о происшедших событиях, о том, кто звонил, кто приходил и так далее. Оказалось — было пять телефонных звонков, в том числе из Совета назиров, из ЦК партии, из представительства Советской России… Особо важных происшествий не было: сгорел один дом, в трех домах похозяйничали воры, в Кули Шагелон напали было на почтовую арбу, но грабителей спугнули, и они спрятались в зарослях камыша.

Распорядившись, чтобы принесли крепкого чая, Хасанбек стал просматривать дела. Работа не шла… Болела голова, сердце едва билось… Никуда не годится! Вчера вечером пришли друзья, узнали, что Оим Шо бросила его… Утешать пришли!.. Натащили вина. У него в доме вина, что ли, нет?! Ха! Ну и попойка началась! Закружилась голова, а дальше ничего не помнит: ни куда спать лег, ни когда ушла вся компания. Проснулся он поздно и почему-то в комнате старшей жены… Впрочем, теперь единственной жены! Оим Шо ушла! Ну и хорошо, что ушла! А ночью, опьянев, слушая утешения приятелей, он даже заплакал с горя и опять пил… Вот теперь голова болит. Что же еще было? Ах да, друзья вытащили из дому, усадили в фаэтон и повезли в Каган. Там, в каком-то доме у незнакомой женщины, он снова пил до бесчувствия.

Потом ничего не помнит… Но вот, вот вспоминается — он, шатаясь, вылез из фаэтона у своего дома, прошел на женскую половину. Старшая жена убежала от него с криком: «Надоел мне до смерти запах водки». А дальше — тяжелый пьяный сон. Плохо, плохо!.. Но работать нужно! Он — председатель ЧК. Перед ним неотложные дела, подписывать надо. Кому — смертный приговор, кому — освобождение… А голова не варит, болит!..

Секретарь принес крепко заваренный зеленый чай и доложил о приходе Низамиддина.

— Просите и больше ко мне никого не впускайте!

— Слушаюсь!

— Салом, председатель, — сказал, входя, Низамиддин. — Не уставать вам! Как здоровье, дела, настроение?

— Спасибо! Вам желаю здоровья!

Ходжа Хасанбек повеселел. На его длинном, худом лице заиграла улыбка. Бороду он начисто сбрил, оставил лишь небольшие седоватые усики; они, как и брови с проседью, выдавали его возраст, но глаза блестели молодо, вот как сейчас, при виде Низамиддина.

А тот, сказав «аминь», опустился в кресло и оглядел кабинет.

— Неплохо устроились. Молодец! Прекрасный кабинет.