Валерьян Телёбин - Финская война. Бастионы Лапландии

— Как-то горько мне! — первым произнёс старик Дрон.

— Горько! Горько! — закричали все гости.

Я сгрёб в охапку Валюшу и впился в её нежные губы долгим-долгим поцелуем.

Всего через год, когда мы уже жили на другом краю нашей необъятной родины, в Приамурье, старика Дрона власти всё-таки сослали в Сибирь, где он не прожил и трёх лет.

Спустя месяц после свадьбы я прибыл на станцию Кандалакша, где узнал об окончании войны.

Была какая-то досада на себя, что не успел. На врачей, что лечили так долго. Но я ещё не знал самого главного.

В медсанбате сказали, что Таня уехала на станцию ещё утром. Когда объявили об окончании войны, она сразу написала рапорт, в котором просила направить её на учёбу в военно-медицинский институт в Москву. И начальник санитарной службы, недолго думая, на радостях возьми и подпиши. И получалось, что сегодня мы с ней где-то по дороге разминулись. И догнать её теперь уже невозможно. Разве что самому ехать в Москву. Но кто меня туда отпустит?! Да и зачем? Зачем теперь всё это? Этот снег. Это небо. Это непривычно-яркое весеннее солнце?.. Когда мир вокруг вдруг совершенно опустел.

В штабе полка я тут же подал рапорт с просьбой перевести меня на самый опасный участок нашей границы, за которой уже пылала ужасная война, пожирающая тысячи человеческих жизней, где враг, сильный и коварный, захватил уже почти всю юго-восточную Азию. На границу с Маньчжурией. В Европе-то стране Советов больше опасаться нечего.

Начальник штаба, находясь в сильном подпитии по случаю празднования окончания войны, прочитав мой рапорт, как-то собрался и, бросив на меня короткий взгляд, спросил:

— Что, не навоевался ещё? — затем, задумавшись на минуту, произнёс: — Ах, ну да, понимаю! — и размашисто подписал его. — И ещё… Я в наркомат ходатайство отправлял на восстановление тебя в прежнем звании. Но ответа так и не пришло. И видимо, уже не придёт, раз война всё равно закончилась. Может быть, там повезёт?..

— Спасибо за всё, товарищ полковник! — произнёс я как-то по-домашнему. — Я только ребят своих повидаю!

— Тебе спасибо, Михаил! Без таких командиров, как ты, мы бы эту войну хрен выиграли! Ещё бы там это понимали! — добавил он полушёпотом, подняв указательный палец вверх, и затем обнял меня по-отечески.

В глазах у него стояли слёзы.

Он ещё что-то говорил, но я, вновь погрузившись в свои мрачные думы, его уже не слышал.

Участок 122-й стрелковой дивизии.

Кандалакша — Алакуртти — Куолаярви — Меркъярви — Сайя.

Тринадцатого марта 1940 года закончилась война. Внезапно. Ещё вчера во всех штабах, от армейского до батальонных, разрабатывались операции по прорыву обороны противника. Ставились задачи разведгруппам и лыжным отрядам авангарда. Разворачивались артдивизионы для огневой поддержки наступления. Танковые роты отрабатывали взаимодействие с пехотой, таская по заснеженной целине бронесани с бойцами штурмовых батальонов.

Шло пополнение личного состава изрядно потрёпанных в боях соединений. Спешно перебрасываемыми на фронт подразделениями 88-й стрелковой дивизии уплотнялись боевые порядки для создания максимально эффективного перевеса численности наступающих войск по отношению к зарывшимся в обороне войскам противника. Авиаэскадрильи замерли в ожидании лётной погоды.

Словно принюхиваясь к запаху дыма, доносящемуся из финских дзотов, тревожно ворочал жерлами орудий артиллерийский гаубичный полк, томясь последними часами ожидания перед началом артподготовки.

Со станции Кандалакша в Куолаярви непрерывной вереницей по дороге, словно по вспененной аорте, доставлялись боеприпасы, оружие, тяжёлая техника, продовольствие, медикаменты, обмундирование, горючее, фураж и многое-многое другое. И всё это вместе с запахами бензина, полевых кухонь и конского помёта впитывал в себя Особый стрелковый корпус, всё туже затягивая пружину смертоносного огненного урагана, готового раскрутить свой кровавый кистень по первому приказу Ставки, обрушив его на несчастные головушки финских солдат и бойцов шведского добровольческого корпуса. И тут вдруг раз — конец войне!

Утром, 13 марта, вместо приказа о наступлении объявили о прекращении боевых действий с двенадцати часов пополудни. Было ощущение какой-то ошеломляющей незавершённости. Сознание красноармейцев, заточенное на прорыв, после объявления приказа ввергло бойцов в состояние некоторой прострации. Солдаты и командиры, настроенные добыть победу титаническими усилиями, поначалу даже отказывались верить в происходящее.

Первыми пришли в себя артиллеристы и влупили со всех орудий то, что копилось в душе и в снарядных ящиках последние дни и недели, гроздьями разрывов перемешивая валуны дзотов, брёвна блиндажей, заграждения колючей проволоки, огромными фонтанами вырывая из-под снега мёрзлый грунт, обломки деревьев, камни и искалеченные тела защитников Суоми.

Следом жахнуло всё остальное, что могло стрелять… К полудню стихло.

Мы победили!

Позже штабные вояки во хмелю хорохорились: де, кабы не приказ, они лично сравняли бы Хельсинки с землёй, превратив эту столицу в руины. А саму Финляндию рассекли бы надвое — от Алакуртти и до побережья Ботнического залива.

И сценарий этот действительно был осуществим, но уж точно не кровью тыловых удальцов и обозных героев, ещё вчера цепеневших при одной лишь угрозе нападения финских егерей, зато теперь разъерепенившихся от самим себе внушённых отважных подвигов.

Спустя пару месяцев, в штаб воинской части в Приамурье, где я теперь служил, пришли наградные документы. И вскоре в торжественной обстановке местного клуба мне вручили орден Красной Звезды «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом доблесть и мужество».

Да, мы победили . Пусть не так блестяще, как на Халхин-Голе, но на своём участке фронта мы отодвинули границу от стратегически важной железной дороги, Мурманки, ещё на семьдесят километров в самом уязвимом её месте — на Кандалакшском направлении. Истощили и обескровили крайне враждебно настроенное государство Финляндия перед вступлением его во Вторую мировую войну на стороне фашистской Германии, на стороне Гитлера!

Обезопасили вход в Мурманский залив, полностью взяв под контроль полуостров Рыбачий. Отодвинули границу от Ленинграда и навсегда присоединили к России второй по величине город Финляндии Выборг. А Ладожское озеро стало целиком нашим.

Война эта дала гигантский толчок реформированию РККА (которое, к сожалению, не было завершено к июню 1941 года). Почти полностью прекратились репрессии высшего командного состава Красной Армии. Возобновилось и многократно увеличилось производство автоматического стрелкового оружия. На основе опыта этой войны стали разрабатываться новые и совершенствоваться уже имеющиеся виды вооружений. И наконец, тактика массового использования лыжных отрядов, перенятая у финнов, серьёзно способствовала разгрому немецких войск группы армий «Центр» под Москвой в декабре сорок первого.