Владимир Голяховский - Семья Берг

Сначала он добросовестно и досконально изучил историю комсомола, хотя не понимал, что ее официальная версия резко отличалась от истинной.

Комсомол был организован в 1918 году как Союз рабочей и крестьянской молодежи. В момент основания в нем было всего 22 тысячи человек, но уже через два года в организацию влилось много юных энтузиастов революции — 400 тысяч. Годы Гражданской войны были героическим временем для революционной молодежи. Вначале Союз молодежи не был единой политически направленной организацией, его главной идеей был интернационализм, свобода и равенство пролетариев всего мира. Молодые горячие головы и сердца метались из одной крайности в другую, зарождались разные оппозиционные течения, которые соответствовали оппозиции в большевистской партии. В 1928 году в комсомоле было уже два миллиона человек и на Дальнем Востоке энтузиасты-комсомольцы построили целый город Комсомольск-на-Амуре. Но в том же году Сталин, который разгромил все оппозиционные группы, заявил в одном из докладов: «Комсомол — это инструмент партии, орудие партии». Фактически эта организация горячих юнцов попала под строгий партийный контроль. Как «инструмент партии» комсомол терял свой собственный революционный порыв. Идеи борьбы за интернационализм были заменены понятиями «советский патриотизм», «сознательность», «бдительность» и «высокая идейность». Главным критерием при вступлении в комсомол стала лояльность по отношению к советской системе, идеологическое подчинение единомыслию большевиков. В комсомоле усилили политучебу, занятия спортом и военным делом. В него стали принимать детей-подростков с четырнадцати лет и воспитывать их в духе патриотизма, лояльности партии и подчинения ей.

И тогда в организацию стали принимать лишенных инициативы середнячков, идущих в комсомол по сугубо личным соображениям. В массовом порядке повалили в комсомол юные карьеристы, которые быстро сообразили, что через него легче пробить путь в партию и получить хорошую работу с приличной зарплатой. Было много и таких, которые вступали только потому, что вступали другие, — «так полагается».

С 1936 по 1938 год в комсомоле проводились «чистки», подобные тем, какие велись в партийных и военных кругах. Был арестован бессменный первый секретарь Центрального комитета Александр Косарев, возглавлявший комсомол с 1926 года, и другие секретари и члены Центрального комитета. Их обвинили в «двурушничестве», в «моральном разложении» и заклеймили как «врагов народа» (уравняв со всеми другими обвиненными).

Новое руководство, не избранное самими комсомольцами, а тщательно отобранное властью, было чисто бюрократическим, старалось угодить Сталину и его помощникам, во всем ждало инструкций от Центрального комитета партии. Так активность рядовых комсомольцев была сведена к нулю — из боевого задиристого активного ядра молодежи их превратили в стадо послушных баранов.

Вольфганг, конечно, знал кое-что об этом и видел вокруг себя много таких примеров. Но, читая и немецкие, и советские газеты, он, как всегда, о политической ситуации думал лишь с принципиальной стороны. Поэтому для подготовки к вступлению в комсомол он с немецкой педантичностью прочитал все полагающиеся основные работы, особенно подробно проштудировал недавно вышедшую книгу «Краткий курс истории ВКП(б)». Тем более что ходили слухи, будто многое в этой книге было написано самим товарищем Сталиным.

Собрание посвященное приему Вольфганга, проходило после школьных занятий, ребята хотели скорей уйти домой, собрание их не интересовало: им бы поскорей покончить с делами. Собрание вел секретарь комитета комсомола, отличник, один из «правильных» учеников. Ребята-школьники, сидевшие в классе, знали назубок всю формальную процедуру, им не терпелось поскорей от нее избавиться.

Председатель объявил:

— На повестке дня один вопрос — рассмотрение заявления о приеме в комсомол товарища Леонгарда.

Ребята загоготали, их это рассмешило:

— «Товарища Леонгарда»? Во даешь!

— Да ты лучше сказал бы просто — «нашего немецкого Володи».

— Я сам знаю, как лучше сказать. Прошу внимания и тишины. Пусть он сначала расскажет свою автобиографию.

— Опять ошибка: слово «автобиография» уже подразумевает приставку «авто», значит, он сам должен рассказать свою биографию.

— Сначала научись говорить правильно.

— Надо говорить — «биографию».

— Я и без вас знаю, как лучше сказать. На собраниях так говорят все.

Вольфганг-Володя на реплики внимания не обращал, был настроен очень серьезно, выкрики и шутки до него не доходили. Ему пришлось в который раз рассказывать, что он родился в Германии, что стал беженцем, что бежал от власти фашиста Гитлера. Дойдя до этого, он патетически добавил:

— Мы с моей матерью сами выбрали для жизни Советский Союз, и мы никогда и ничуть об этом не жалели, считая это правильным выбором.

На какое-то мгновение его личные жизненные представления подсказали ему, что его мать, осужденная как «враг народа», сидя в лагере, должна, наверное, жалеть об этом выборе. Но «правильные», принципиальные мысли тут же одержали верх.

— Какие будут вопросы к товарищу Леонгарду?

— Да чего там спрашивать? Проголосуем да и пойдем домой.

— Так нельзя, полагается задавать вопросы. Что же я напишу в протоколе?

— Ну ладно, ладно. Володя, скажи — прорабатывал ли ты «Краткий курс истории ВКП(б)»?

— Прорабатывал и готов ответить на любой вопрос по этому гениальному руководству.

— На любой вопрос? Ты что, действительно читал это? — выкрикнул кто-то с задней парты.

— Очень внимательно читал.

— Ну, даешь!

Никто другой книгу не читал и задавать вопросы по ней не мог.

— Ладно, назови важнейшие обязанности комсомольца.

Его соученики, советские ребята, обычно на собраниях говорили неохотно, вяло и бессвязно. Теперь они поражались, с какой четкостью он отвечал на все вопросы.

— Хорошо, перейдем к голосованию. Кто «за», поднимите руки.

Вольфганг очень волновался, но все радостно проголосовали «за»: им хотелось покончить с этой канителью, а будет ли одним комсомольцем больше — это их не волновало.

Ничего экстраординарного в этом событии могло бы не быть, если бы оно не наложило отпечаток на всю последующую, богатую уникальными событиями жизнь немецкого еврея.

Через пару лет комсомолец Леонгард закончил школу и подал заявление в Педагогический институт иностранных языков. Первым делом ему дали заполнить подробную анкету с вопросами о родителях. Он спросил у приятеля:

— Если я напишу, что моя мать арестована, это не помешает моему поступлению?

— Эх, брат, не у тебя одного родители арестованы. Сегодня это обычное явление. Раньше на таких анкетах ставили крестики и на вступительных экзаменах этих ребят спрашивали строже других. Но потом это прекратили, чтобы экзаменаторы не видели, каких размеров достигли волны арестов.