Эдуард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпеи

Пока я пишу, в саду моем жужжат пчелы, солнце золотит горы, весна во всей красе! Оставь твой пышный Рим и приезжай к нам в Афины, Саллюстий! Здесь все вдохновляет, пробуждает лучшие стороны души и навевает чистые мысли; вода, небо, горы, деревья — все гармонирует и подходит к общей картине, центром которой остаются Афины. И в траурной одежде неволи Афины все же остаются прекрасной матерью мудрости и поэзии, озарившей весь древний мир!»

Протекло почти семнадцать веков и Помпею опять вызвали к жизни из ее мертвого сна. При раскопках нашли все уцелевшее от разрушения в том виде, как застало несчастие. Залитые лавой, засыпанные пеплом, освобожденный, от векового слоя земли стены сохранились, как будто недавно выстроенные; мозаика полов не потеряла живости красок. Начатое постройкой здание на форуме, с недоконченными колоннами, так и найдено, как будто рабочие только что ушли оттуда. В садах сохранились треножники перед домашними жертвенниками, в столовых — остатки кушаний, в спальнях — принадлежности туалета и косметики, в приемных — различная мебель, утварь и лампы; и повсюду люди, застигнутые неожиданным бедствием среди своих обыденных занятий и не успевшие спастись, о чем свидетельствуют скелеты, найденные почти во всех домах.

Это ужасное бедствие, между прочим, стоило жизни любознательному натуралисту, известному Плинию Старшему, о чем сообщает его племянник, Плиний Младший, в письме к другу своему Тациту, знаменитому римскому историку. Таким образом, существует свидетельство очевидца, неоценимое для желающих познакомиться ближе с обстоятельствами этого страшного для Помпеи дня.

Плиний между прочим пишет:

«Дядя мой находился с флотом, которым он лично командовал, в Мизенском порте. 23-го августа, так около часа дня, моя мать обратила его внимание на то, что на небе появилось какое-то облако необыкновенной величины и формы. Дядя в то время только что закусил после ванны и занимался лежа; он тотчас потребовал башмаки и вышел на возвышение, с которого можно было хорошо наблюдать явление. Из какой именно горы выходило облако, издали нельзя было различить; что это было делом Везувия, узнали уже позднее. По форме облако более всего походило на дерево, именно на пинию, так как поднималось высоким прямым стволом, а наверху разделялось на множество расстилавшихся в ширину ветвей. Вначале, вероятно силой подземного толчка, его поднимало кверху, а по мере того, как ослабевала сила, выталкивавшая его из недр земли, дым начинал расползаться в ширину. Облако было местами белое, местами как бы грязное и в пятнах, так как вместе с дымом вылетали земля и камни. Дяде моему, как человеку ученому, это явление показалось серьезным и достойным более близкого наблюдения. Он велел снарядить легкое судно и предложил мне сопровождать его, но я ответил, что мне надо заниматься и я предпочитаю остаться, тем более, что имел работу для дяди же.

Только что он вышел из дома, как ему подали письмо из Ретино, в котором его умоляли, в виду близкой опасности, поспешить к ним на помощь; местечко Ретино в Кампании лежало у самого Везувия и спастись оттуда можно было только на кораблях. Дядя изменил, таким образом, свой план и то, что он предпринял сначала как ученый, он исполнил — как герой.

Он приказал всем военным судам двинуться под парусами и не только спас жителей Ретино, но и вдоль всего берега, который был очень густо населен, оказывал помощь, принимая на суда спасавшихся. Он спешил туда, откуда другие бежали, и плыл навстречу опасности, находясь при этом так близко, что мог наблюдать все подробности страшного явления, разыгравшегося перед его глазами.

Уже начинала попадать на корабли зола, и, чем ближе они подходили к берегу, тем гуще и гуще сыпались пепел, шлак и камни на палубы судов.

Новое сильное извержение сделало берег совершенно неприступным и на минуту дядя поколебался, не вернуться ли назад, как это советовал его штурман; но потом решил ехать к Помпонию, который жил в Стабии, т.-е. на противуположном берегу бухты.

Хотя Стабия была еще в безопасности, но Помпоний уже был, в виду ее, со всеми своими пожитками на берегу, выжидая, когда уляжется противный ветер, мешавший отъехать от берега. Когда дядя высадился, они встретились, обнялись и дядя его утешал и ободрял, а чтоб окончательно успокоить его, велел приготовить себе ванну, и, выкупавшись, весело, или по крайней мере с веселым и беззаботным видом (что пожалуй еще труднее), пообедал. Между тем, на Везувии во многих местах показались огни, а из кратера не переставали вырастать высокие огненные столбы. Чтоб рассеять опасения, дядя уверял всех, что это верно горят одинокие обывательские домики, жители которых бежали, оставив свои жилища в жертву огню. Потом дядя пошел отдохнуть и действительно крепко уснул, но, так как в переднюю комнату все более и более насыпалось золы и пемзы, то боясь, как бы он не очутился в безвыходном положении, его разбудили и он вышел из комнаты. Тут он пошел к Помпонию и другим собравшимся и они советовались между собой, как лучше им поступить и что безопаснее — оставаться ли в доме или выйти; колебания земли становились все чувствительнее, и казалось, что дома сошли со своих оснований и качались то в одну, то в другую сторону; на улице же все продолжался пепельный дождь, с которым сыпались и камни, а потому тоже было не совсем безопасно, но все же предпочли это последнее и большинство привязали себе на головы подушки в предохранении от ударов камней. Дядя старался приводить разные доказательства, объясняя причины опасности и безопасности, остальные же все только сообщали свои страхи и опасения. Наконец, порешили все пойти к морю посмотреть, можно ли уже пуститься в путь, но море все еще сильно бушевало. На берегу дядя лег на разостланном ковре и все просил холодной воды, которую и пил несколько раз. Вскоре однако приближающееся пламя и предшествовавший ему серный дым заставили всех остальных обратиться в бегство; дядя же, поддерживаемый двумя рабами, приподнялся, но тотчас же упал, вероятно задохнувшись от густого пара; у него от природы дыхательное горло было очень узко и он был подвержен горловым судорогам. Когда на третий день после этого его нашли там одетого и невредимого, то он имел скорее вид спящего, чем умершего».