Жюльетта Бенцони - Женщины Великого века

На испанском престоле оказался Карл II, сын Филиппа IV. Болезненный плод многочисленных близкородственных браков, этот наследник был отмечен врожденными уродствами и отличался крайне хрупким здоровьем. Целомудренная история наградила его прозвищем «Зачарованный», словно непременно требовалось вмешательство потусторонних сил, дабы произвести на свет сей образчик рода человеческого.

Как бы то ни было, вскоре после его воцарения отношения с Францией настолько испортились, что Блез-Адрие де Шале, не собиравшийся воевать за это ничтожество – Карла II, – решил оставить Испанию.

– Вы поедете в Рим, дорогая, у нас там живут родственники. А я поступлю на службу к дожу Венеции.

– Неужели вы хотите со мной разлучиться? Дорогой… вы разлюбили?

– Только потому, что люблю вас больше жизни, я и не собираюсь продолжать эту нелепую жизнь при дворе, недостойную моего имени. Я был и остаюсь солдатом, Мария-Анна. Так я и должен жить. Мне невыносимо теперешнее праздное существование. Езжайте в Рим, я присоединюсь к вам позже, обещаю.

Супруги, покинув Испанию, отбыли в Италию. Пока Мария-Анна добиралась до Рима, ее супруг направился в Венецию. Увы, ему не суждено было туда доехать. Подхватив скоротечную лихорадку, возлюбленный супруг Марии-Анны скончался раньше, чем увидел звонницу собора Святого Марка.

Тем временем в Риме молодая вдова вовсе не прозябала в одиночестве. Ее кузен, кардинал д`Эстре, и кардинал Бульонский взяли ее под свое покровительство и поселили в монастыре, неподалеку от Ватикана. И не для того, чтобы она стала монахиней, а намереваясь обеспечить Марии-Анне относительное уединение, комфортное и в то же время светское, столь удобное для благородных женщин, оставшихся в одиночестве, но не желавших полностью вычеркнуть себя из жизни. В монастыре Санта-Мария-ин-Портико госпожа де Шале принимала у себя сливки римского общества, а также многих высокопоставленных священников.

Одним из первых к ней пришел выразить соболезнование Портокарреро, недавно назначенный на должность кардинала, чьи чувства к красивой вдове ничуть не изменились. Он считал, что не к лицу такой прекрасной и наделенной блестящим умом даме вести столь плачевную жизнь в тихом римском монастыре.

– Она просто создана для великосветского общества! – заявил он как-то кардиналу д`Эстре, который разделял чувства коллеги по отношению к Марии-Анне. – Бесконечно жаль, что такая женщина заживо похоронила себя в монастыре.

– Но вам известны неписаные законы света, друг мой. Госпожа де Шале не сможет жить одна и избежать злых языков. Единственный шанс для нее оставить монастырь – это обрести подходящего мужа.

– Красота и очарование Марии-Анны способны завоевать достойнейшего из них! – с жаром воскликнул испанец.

Француз позволил себе улыбку.

– В наши дни красота и очарование без приличного состояния мало чего стоят. Верно, госпожа де Шале молода и прекрасна. У нее нет детей… но ведь и денег тоже нет! Нужно подыскать ей богатого супруга.

И тот нашелся без труда. Если бы не желчный характер, склонность к ревности, пожилой возраст (ему исполнилось пятьдесят пять), а также невзрачная внешность, то у князя Флавиано Орсини, герцога Браччано, имелись бы все необходимые качества, чтобы стать образцовым супругом. Он был вдов, не имел детей, у него в роду была представительница дома Лудовизи, и главное, он был баснословно богат как золотом и драгоценностями, так и землями.

Для двух дипломатов было детской игрой завлечь Орсини в монастырь Санта-Мария, представить его прелестной вдове, а затем уверить в том, что он безумно влюблен. Куда труднее оказалось убедить Марию-Анну. В глубине сердца вдовы продолжал жить образ дорогого супруга, и если она и не собиралась вечно хранить ему верность, то, по крайней мере, надеялась обрести друга более приятного. Но и здесь ловкость кардиналов сотворила чудо. Ей умело намекнули, что, став княгиней Орсини, она сможет спокойно вернуться во Францию, что для госпожи де Шале было бы невозможно. Кроме того, в лице своего знатного супруга она обеспечила бы королю Франции нового верноподданного, живущего в Риме, а еще она могла… чего только она не добилась бы, с ее-то умом, имея такое серьезное подспорье, как знаменитая римская фамилия, известная во всем Средиземноморье, да еще и огромное состояние!

Как бы то ни было, нашим ловкачам удалось выиграть партию, и в феврале 1675 года Мария-Анна стала княгиней Орсини и герцогиней Браччано. Она немедленно открыла салон в древнем, величественном и оригинальном дворце Орсини, воздвигнутом на руинах театра Марцелла близ берега Тибра. Удалось ей это как нельзя лучше: вскоре все, кто обладал именем, положением, богатством или сколько-нибудь пользовался известностью в Вечном городе, стремились засвидетельствовать почтение новоявленной княгине. Салон ее сделался не только местом встреч художников и писателей, настоящей обителью искусств, но и политическим центром тоже, где обсуждались все значимые события в жизни Европы. Давняя мечта Марии-Анны начала обретать плоть. Она не управляла государством, однако царила над толпой влиятельных людей, которые заправляли делами во многих странах. Делала она это с таким успехом, что эхо ее деяний докатилось до Франции, и сам король стал проявлять благосклонное внимание к Флавиано Орсини.

Разумеется, за этим прекрасным фасадом скрывалось много неприятного. Хозяйство велось кое-как. Флавиано устраивал сцены, порой смешные, а порой просто отвратительные, и пришел момент, когда Мария-Анна заявила, что не может дольше выносить тяжелый нрав супруга. Она заговорила о разводе. Портокарреро этому воспротивился.

– Лучше всего поможет сгладить острые углы, свойственные любому супружеству, короткая разлука, – предложил он. – Поезжайте в Париж. Давненько вас не лицезрели в столице, и там, бьюсь об заклад, вас ждет неслыханный успех, который заставит вас забыть о семейных ссорах. За это время супруг ваш тоже успокоится.

Совет был хорош, и Анна-Мария после прохладного прощания с мужем, который все еще сердился, в сопровождении целой толпы челяди направилась в страну, которую не видела столько лет. Она испытывала глубочайшую радость, слегка опьяняющую. Сколько раз, как в Мадриде, так и в Риме, ей вспоминались прекрасные дни, проведенные в Париже, где все было полно молодости, блеска и веселого безумства. К радости, правда, примешивалась тревога. Кем будет она в глазах величайшего из монархов мира? Раскаявшейся бунтаркой или знатной гостьей?

Но вскоре ее сомнения развеялись. В Версале вдове бедняги Шале был оказан не просто почетный, а великолепный прием. Король был любезен и проявлял к ней особенное внимание. Несомненно, дурные воспоминания полностью изгладились из его памяти.