Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Эдвард осторожно коснулся гладкого твердого камня.

– Это пурбекский мрамор, – объяснил Осмунд. – Его привезли из каменоломен в Корфе, вначале по морю, а затем по реке. Прочный камень выдерживает любую нагрузку, и красить его незачем.

И действительно, отшлифованная серо-голубая поверхность камня радовала глаз.

Осмунд с сыном прошли к хору, и каменщик объяснил мальчику, как устроен собор.

– Прежде своды выкладывали полукругом, как половина разрезанной вдоль бочки, опирая их на стены здания, а чтобы тяжелый камень не обрушился, стены приходилось делать толстыми, укреплять их деревянными распорками, как лесами. А сейчас… – Он указал вдоль нефа, и Эдвард увидел, что стрельчатые готические своды образованы не параллельными, а скрещенными арками.

– Неф построен с запада на восток, а арки пересекаются с северо-востока на юго-запад и с юго-востока на северо-запад. Каждый участок свода разделен на четыре части.

– А зачем? – полюбопытствовал мальчик.

– Понимаешь, остов из скрещенных арок – мы называем их нервюрами – служит как бы ребрами, костями сводов собора. А доли сводчатых перекрытий или перемычки составляют плоть сводов, запалубку. Ее выкладывают вот из такого камня… – Осмунд кивнул на клиновидные блоки разной величины. – Они входят в кладку, как пробка в горлышко бутылки, и держатся прочно.

– Почему они разных размеров?

– Чем выше изгиб арки, тем шире должен быть каменный блок, – объяснил Осмунд. – Пильщики готовят их по особым деревянным моделям, ширину которых можно менять.

Выйдя из обходной галереи хора, каменщик снова привлек внимание сына к ажурным потолочным аркам:

– Теперь потолок не давит на стены, а вся нагрузка перенесена на арки, которые опираются на колонны. Это позволяет увеличить высоту здания, уменьшить толщину стен и сделать в них широкие оконные проемы.

Действительно, по сравнению с массивным нормандским храмом в замке на холме Солсберийский собор выглядел хрупким и легким.

Однако самым великолепным украшением собора каменщик считал гротески и химеры, которые он вырезал вот уже двадцать лет, с того самого дня, как создал изображение Бартоломью. Ярко раскрашенные головы людей, зверей и сказочных созданий выглядывали из-за перегородок, гнездились в углах, а самое почетное место занимали портретные изображения древних королей, святых и епископов высоко под потолком, в пяте свода – оконечности широких арочных ребер, упирающихся в столбы-устои.

– Всего здесь пятьдесят семь портретных голов, – гордо сказал Осмунд. – Мы вырезаем их с самого начала строительства.

– А ты сколько сделал? – спросил Эдвард.

– В одиночку я вырезал целых восемь.

Портретные изображения, вырезанные из мягкого чилмаркского камня или из пурбекского мрамора, были расположены строго друг против друга. Сам Осмунд много лет оттачивал свое мастерство и даже ездил в Винчестер поглядеть на языческие римские статуи, привезенные туда епископом Генрихом Блуаским, братом короля Стефана, однако образцы классического искусства не вдохновили каменщика – он считал их безжизненными и невыразительными. В камне, как и в дереве, Осмунду хотелось передать естественную живость.

– Погляди-ка! – Он легонько подтолкнул сына и указал на одну из голов.

Эдвард изумленно ахнул – с высоты на него укоризненно глядел морщинистый, суровый каноник Портеорс.

Осмунд отвел сына в мастерскую – сам он теперь был не простым каменщиком, а мастером-резчиком и пользовался уважением среди товарищей по работе – и показал очередную незавершенную фигурку: снизу, там, где она крепилась к стене, виднелись переплетенные буквы «М» и «О», высеченные в камне.

– Это значит «Осмунд Масон», – объяснил он сыну. – Таким знаком я отмечаю все свои работы. Вот подрастешь, и у тебя будет своя метка… – Кусочком мела он нарисовал на столе вензель из «М» и «Э».

– Но ведь собор почти завершен, – недоуменно сказал мальчик. – Когда я вырасту, здесь будет нечего делать.

– Не беспокойся, работы на всех хватит, – улыбнулся Осмунд и провел сына в боковую дверь.

К южной стороне нефа пристраивали широкий клуатр, а чуть поодаль возводили восьмиугольное здание.

– Тут будет капитул, место собрания клириков. А еще надо расширить подворье, построить жилье для каноников, лечебницу и школу… – сказал Осмунд. – Работы каменщикам хватит на десятки лет.

Вдоль западной оконечности соборного подворья, у реки, строились роскошные каменные дома – разумеется, намного скромнее Леденхолла, особняка со свинцовой крышей, возведенного Элиасом де Деренхемом; ссуду, выданную на его строительство, выплачивали и по сей день, двадцать лет спустя. У реки, близ лечебницы, расположился колледж Святого Николая в долине. У ворот Святой Анны рядом с францисканской обителью основали новую школу, а с южной стороны собора красовался епископский дворец, отделенный от подворья пышным садом.

– Во всей Англии не найдешь лучшего места для каменщиков, – заявил Осмунд.

Место и впрямь было превосходным – и для каменщиков, и для священников, и для богословов, и для школяров. Под покровительством епископа Уолтера де ла Уайли в колледже у реки изучали не только богословие, но и гражданское право, математику, классическую литературу и Аристотелеву логику. В Крестовых походах европейцы познакомились с научными достижениями Ближнего Востока и с открытиями арабских ученых, что подстегнуло интерес к развитию науки в английских университетах. С недавних пор в Солсбери перебирались профессора и студенты из оксфордских кол леджей, обеспокоенные распрями между жителями города и папским легатом; предыдущая волна оксфордских беженцев осела в Кембридже – городке на востоке Англии.

Саруму не хватало только одного.

– Ах, поскорее бы нашего епископа Осмунда причислили к лику святых! – вздыхал каменщик.

Солсберийская епархия давно уже просила папу римского канонизировать благочестивого епископа – в его святости и добродетели никто не сомневался, а на поклонение к гробнице святого, признанного Церковью, потянутся паломники, что пойдет на пользу городу. Однако высшее духовенство в Риме не торопилось принимать решение.

Осмунд Масон, при крещении названный в честь епископа, торжественно заверил сына:

– Придет время, и мы с тобой гробницу святого Осмунда построим.

Днем, отправив семью домой, Осмунд вернулся в мастерскую. На соборном подворье появилась светловолосая девушка лет четырнадцати, медленно прошла по нефу и направилась в клуатр. Осмунд поначалу не обратил на нее внимания, но час спустя девушка снова показалась у мастерской.

– Это дочь Бартоломью, – сказал один из каменщиков. – Он недавно семью из Бемертона в Солсбери перевез.