Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается

Она сразу понравилась Арсению Павловичу: статная, рыжая и курящая. Он любил таких, особенно за то, что не чурались пошлых историй и шуток в свой адрес. Все это говорило о свободном нраве, свойственном новому поколению разночинцев, и отсутствии предрассудков. К тому же она была не замужем и могла жить во флигеле, примыкающем к барскому дому.

Где муж откопал эту рыжую стерву, Катя не знала, но с каждым днем в ее сердце зарождалось странное чувство, что мадам появилась в их доме неспроста. Слишком умным был ее взгляд при всей показной деревенской простоте. Слишком долго она убирала в его кабинете и слишком громко смеялась, когда Арсений шутил. Не имея повода к ревности, Катя лишь могла догадываться, что между ней и ее мужем есть какая-то тайная связь.

Поглядев в глазок и увидев наплывающую на нее фигуру Слизнева, горничная посмотрела по сторонам и зашла в чулан. Убедившись, что ее никто не видит, прикрыла за собой дверь и зажгла свечу, которую она поставила перед маленькой иконкой Спасителя, висевшей на той стороне стены, которая выходит на восток. Прислушалась к шуму в прихожей, скинула тапки и, встав на табурет, открыла заглушку на дымоходе. Через отдушину прослушивался почти весь дом. Не было никакого смысла часами стоять под дверью спальни или кабинета, прислушиваясь к тому, о чем там говорят, вдобавок ко всему можно было получить дверью по уху, а заодно и лишиться работы.

О дымоходах ей рассказал инженер Стрижевский, проектировавший здесь печное отопление. Со Стрижевским они встречались в кабинете Лаврова за месяц до того, как стало понятно, что любовь военного атташе Курино к обедам, которые по субботам устраивал действительный статский советник Слизнев, ничего общего не имеет с гастрономическими пристрастиями дотошного японца.

Слизнев пропустил Катю в кабинет и вошел следом. Потребовать от нее объяснений он почему-то решил именно в здесь. Почему – он и сам не знал. Но ему казалось, что официальная обстановка сможет воздействовать на нее и заставит покаяться в содеянном. То, что она виновна, у него не было ни капли сомнений. Их позы, их переплетенные руки и самое главное – их глаза: они светились, он видел! И если бы на улице стояла ночь, то не надо было бы зажигать фонари на Невском: как говорили петербуржцы, именно так и рождаются «белые ночи». Слизнев скрипнул зубами, гоня прочь романтические сравнения.

Ее спокойствие раздражало его.

Почему она молчит? Что задумала? Она хочет бросить его и бежать с этим прощелыгой? Слизнев, распаленный чехардой хаотичных мыслей, закипел, словно самовар. Лицо покраснело, и вспыхнуло левое ухо. Он вспомнил народную примету: если горит левое ухо, то кто-то говорит или думает о тебе плохо. Кто? Ответ был налицо. Его жена.

– Ну, давай, скажи, что ты думаешь обо мне?! – прорычал он, стараясь заглянуть в ее глаза.

Но Катя молчала. Она стояла посреди комнаты, робко прижав руки к груди и опустив голову. Стояла спиной к мужу и ждала развязки этого неотрепетированного спектакля. Ждала, полностью положившись на судьбу, отдавшись течению и божьему промыслу.

Первым не выдержал затянувшегося молчания Слизнев: резко схватил жену и рывком развернул к себе. За ее спиной он увидел диван – тот самый, на котором ровно месяц назад он совратил только что принятую в их дом горничную. После этого диван превратился в некое орудие его похотливых фантазий.

– Что у тебя с ним было? – Диван манил его и отвлекал, настраивая совсем на другую волну.

– Ничего у меня с ним не было. – Катя еще на лестнице поборола свой страх и теперь была спокойна и холодна. «Ничего не бойся и ничего не проси» – вот девиз, сказанный когда-то ее отцом. И она решила следовать этому правилу.

– Не лги мне! – Арсений сорвался на крик, сжал кулаки и вплотную пошел к ней. – Вы встречаетесь? Да?!

– О чем ты, Арсений? – Голос ее приобрел бархатные тона. Она была похожа на ангела. Тихого и невинного.

Он никогда не слышал такой интонации и вдруг, в какой-то миг, понял, что простил ее. К черту ревность. Она его жена. Он любит ее. Может, они и правда только что встретились. И он на самом деле друг ее детства. Что на него нашло? Что за ярость вселилась в его сердце? Где любовь, где милосердие? Он искал и не находил ответа в своей душе…

Ах, какие у нее бедра! А ямочки на ягодицах! Тонкие кружевные трусики, присланные из Парижа… Слизнев сглотнул ком и вспомнил, что не живет с женой почти год. Год – это много для молодой красивой женщины. «Я хочу ее. Сейчас, на этом самом диване».

Его затрясло. Такое бывает, когда рассудок уступает место эмоциям. В нем стало зарождаться похотливое чувство. Перед глазами промелькнула развратная сценка: его милая женушка голая стоит на полу в одних чулочках, а этот самец в форме морского офицера пристроился сзади, и их вздохи слились в один протяжный стон…

Слизнев засопел, схватил Катю за руку и потянул к себе.

– Пусти. Мне больно! – Она попыталась вырваться.

Но он не слышал ее. Не слышал ее крика и не чувствовал ее боли. Словно зомби, он бродил где-то во мраке, не желая выбираться из своих эротических грез.

– Давай, расскажи мне, каков он в постели, – хрипел он, норовя расстегнуть ее платье.

Его пальцы шарили по ее телу, опускаясь все ниже и ниже. Проскочили талию и легли на ее упругие ягодицы. Облегающий холодный шелк лишь усилил его ощущения. В нем родился зверь. Арсений почувствовал, как дернулся между ног его спящий друг и пополз вверх, набухая и вызывая внутри тела жар. Чем больше твердел его член, тем больше он терял рассудок, превращаясь в звероподобное существо, жаждущее лишь одного: удовлетворения своей похоти. Слизнев обхватил жену за спину своими огромными ручищами и со всей силы прижал к себе.

Катя стала задыхаться. Из глаз брызнули слезы, а в груди что-то щелкнуло, перекрывая доступ воздуха. Впервые она испугалась за свою жизнь. В какой-то миг ей показалось, что он задушит ее. Она захрипела, теряя сознание, и из последних сил впилась ногтями в его лицо. Ногти прокололи дряблую кожу, и по гладко выбритым щекам побежали тонкие темно-бордовые ручейки.

Поддаваясь самозащите, он дернулся и машинально ударил ее в плечи, как бы стараясь отстраниться от нее. От толчка Катя потеряла равновесие и плашмя упала на диван, с силой ударившись головой о лакированную спинку из красного дерева.

Вид крови на ее волосах и заплаканное лицо превратили бешеного орангутанга в робкого перепуганного котенка. Арсений Павлович опустился на колени. Трясущимися руками он попытался прижать Катю к себе. Не смог преодолеть ужас от содеянного и лишь робко коснулся ее волос.

– Простите меня. Простите меня ради бога, Екатерина Андреевна. Я сорвался… Я просто не понимаю, что на меня нашло… Какой-то безумный день. – Арсений Павлович поймал ее руку и стал целовать. Минутная слабость, которая напала на него, была порождением его отношения к Кате. Он любил ее. Любил по-своему.