Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается

Михалыч притащил из каюты часы, чтобы, как он выразился, «не прошлепать наступающий Новый год». Где-то на базаре он услышал, что это год Дракона, который приносит счастье и благополучие, особенно усачам. Об этом он рассказал всем. И теперь все усатые с каменными лицами сидели вокруг него, сжимая шкалики и уставившись на циферблат, по которому медленно ползла минутная стрелка, приближаясь к заветной цифре. У всех остальных эта мизансцена вызывала истерический смех и поток шуток в адрес усачей.

Дождались.

Стрелки сошлись, и под крики «Ура!» на «Варяге» встретили тысяча девятьсот четвертый год. Даже караульным вахтенный офицер разрешил забежать в каптерку и тяпнуть по чарке водки.

В трюме было слышно, как грохнуло наверху кормовое орудие, и вслед за ним крейсер накрыл гул и треск артиллерийского салюта, который на полчаса поглотил все прочие звуки. Молодежь побежала наверх, а мы налили еще по одной.

– Слушай, Алеха, а ты вот офицером был. – Малахов подсел ко мне.

– Ну был.

– А на японских кораблях был?

– Нет. А что?

– Да говорят, что у них там гальюнов нет и ходят они на лопату, а потом свое говно за борт выкидывают.

– Да ладно брехать. – Михалыч вытер усы и посмотрел сначала на Малахова, потом на меня.

– За что купил, за то и продал. – Малахов почесал затылок. – В порту слышал, два плутонговых брехали меж собой. Ну, думаю, дай спрошу у Муромцева, он у нас все знает.

– На кораблях у них не был, но насколько я знаю, крейсера и миноносцы они в Европе покупают. И на тех кораблях есть все: и гальюны, и бани, и прачечные. Так что, думаю, у них там все, как и у нас. А вот насчет кают скажу то, что знаю по чертежам. На всех крейсерах типа нашего каюты командиров и флагманов имеют по несколько комнат: кабинет, спальню, ванную и салон. А у нашего командира двенадцать квадратных метров и балкон. И все.

– Леш, а что жрут узкоглазые? Говорят, рис один, так ведь им не наешься.

– Это ты не наешься. А для них рис – как для тебя картошка с квасом. Жареного мяса у них нет, и пирогов печеных тоже, на обед матрос получает порцию мисо…

– Что?

Народ, заинтересовавшись традиционной японской кухней, подсел поближе.

– Ну суп такой из перебродившей бобовой пасты, плюс порция риса с маринованными овощами и рыбой и зеленый чай. Вот и все! А когда на вахте стоят – рисовые колобки и чай.

– Не густо!

– Вот я удивляюсь: и откуда ты все знаешь? – Михалыч был не меньше остальных удивлен моей осведомленностью.

– Книжки читаю.

– А про войну что в книжках пишут?

Я поднял шкалик и сказал то, что должен был сказать:

– Давайте, мужики, за победу! И чтобы домой нам всем вернуться с руками и ногами, и не в гробах, а своим ходом.

– Значит, будет, треклятая. – Малахов плеснул в себя порцию чистого спирта и занюхал рукавом.

– Будет! Знаю наверняка, и не потому, что газеты и журналы читаю. Просто я ее нутром чувствую. Вчера, когда на базар ездили, я на почту бегал, помните?

– Ну так ясно дело, помним, – загалдели все разом в ожидании интересной истории..

– Так вот, иду я с почты, смотрю… – тут я сделал паузу и поднял голову, как бы созерцая диво дивное.

– Ну не томи – выпить хочется. – Михалыч покрутил в руке пустой шкалик и поставил на стол.

– Ну, короче, весь город объявлениями заклеен. Японцы дома свои продают, мебель, скотину – и все по дешевке. За полцены. И уезжают из Кореи. А точнее сказать, бегут.

– А чего им бежать отсюда? Война-то с Россией будет, – встрял кто-то из кочегаров.

Михалыч разлил водку по рюмкам и протянул мне стаканчик.

– А ты, Алеха, как думаешь? Чего им бежать-то?

– Корея в сфере интересов России. А раз так, то и здесь будут стрелять. А под пули никому не хочется попадать. Особенно под свои. Вот и бегут.

– То-то, я смотрю, япошки хамить стали. – Малахов с хрустом отломил у краба щупальце. – Вчера на рынке стали орать, что во Владивостоке скоро будут. Так пришлось кулаками объяснять, где этот Владивосток и что их там ждет.

– А мне кажется, войны не будет! – Кочегарный квартирмейстер Белокопытов потряс обрывком засаленной газеты и стал читать вслух заранее выделенный кусок: – «На обеде у военного губернатора во Владивостоке японский консул, по поручению своего правительства, провозгласил тост за русского Государя. В блестящей речи он наименовал нашего императора апостолом мира». – Белокопытов отложил газету и поднял вверх указательный палец. – Вишь как назвал! Апостол мира! А вы заладили: «Война, война»… Да как же они после этого будут государю нашему в глаза смотреть?

– Через щелочки, – крикнул кто-то, и шутка потонула в гомерическом смехе.

– А по мне хоть горшком назови, лишь бы не стреляли. – Михалыч был в своем амплуа и что думал, то и говорил, не обращая внимания на чины и регалии.

– Я вот письмо из дома получил, – рябой матрос, из электриков, с малоросским выговором, полез в карман и вытащил оттуда листок бумаги, исписанный корявым почерком. – Батя пишет, что в Лавру, в Дальние пещеры, старичок приходил поговеть.

– Ты толком говори, в какую Лавру, – тот самый кочегар, что сомневался насчет убегающих из Кореи японцев, опять встрял в разговор, не давая рябому рассказать, что написал ему батя.

– Ну в нашу, в Киевскую, – электрик стал злиться на докучливого кочегара.

– А ты, Тарас, сам откель будешь?

– Запорожские мы. Отец с Чигирина, а матка с Канева, это сто верст от Киева.

– А до Лавры сколько? – не унимался кочегар.

– Ну так и будет сто верст.

– Откель – от Канева или от Чигирина?

– Может, ты заткнешься? Откель да откель… Дай человеку рассказать.

Народ загалдел, раздосадованный на прилипшего к Тарасу кочегара.

– А я что – я только хотел узнать, где Лавра находится, – оправдывался кочегар, – может, я туда съездить решил и помолиться за вас, дураков.

– Давай, Тарас, балакай, чего там батя пишет, – поддержали запорожца матросы и, заинтригованные, обступили его со всех сторон, заглядывая через плечо и стараясь разобрать каракули.

– Так было ему во сне видение.

– Кому – отцу?

Тарас зыркнул на кочегара, но промолчал.

– Да отвянь ты от человека. Вестимо, что старичку. Отец-то его не говел.

– Чей?

– Да Тараса…

Народ набросился на кочегара, и кто-то в суматохе двинул ему подзатыльник. Кочегар обиделся и демонстративно отвернулся.

– Пойдем покурим. – Я толкнул Малахова в плечо.

Он кивнул, и мы встали из-за стола. Далеко не пошли, стали метрах в пяти, чтобы слышать, что там произошло в Лавре. На крейсере были специально отведенные места для курения. Но сегодня была особенная ночь, и если не попадаться на глаза офицерам, можно было делать все. Стоим, курим и слушаем про видение, что открылось старику в Лавре.