Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается

Русские взяли Иокко в коробочку, зажав с четырех сторон. Домбровский перехватил сумку, а Истомин сунул ствол револьвера майору в бок. Казаки подхватили его под задницу и ловко забросили в подкатившую тюремную кибитку.

Мальчик встал и подошел к Истомину.

– Он хочет продать дом и уехать в Японию.

У Истомина случился шок. Сын доносит на отца. Такого он еще не встречал в своей практике. Мальчик смотрел на Истомина, Истомин – на мальчика. У восточных народов есть то, чего нет у европейцев. Они чувствуют равновесие мира. Мальчик понял, что смутило русского офицера.

– Он мне не отец, а моя мать ему не жена. Он плохой человек. Он ее бил и меня бил. Арестуйте его.

Мальчик повторил Истомину почти все, что днем рассказал Домбровскому. Рассказал, как и кому носил фотографии в порт, как три дня ждал Иокко на заброшенной мельнице и как вел его домой. Рассказал, что Нариами накануне избил его мать за то, что она не захотела уехать с ним. Он бил ее палкой, а потом голую закрыл в сарае. Цин Чао, так звали мальчика, отнес ей одеяло, хлеб и воду, а потом пошел к надзирателю.

– Я не хочу быть его рабом. – Цин Чао вытер рукавом нос и посмотрел на Истомина.

Тот все понял и ударом ноги вышиб дверь.

Нариами покорно сидел на полу и ждал. Через щели он видел все, что произошло с майором. Он понял, кто эти люди и о чем с русским офицером говорил его мнимый сын.

Рядом с фотографом лежал меч. Он не смог сделать себе сеппуку, и по его дряблым щекам текли слезы. Нариами не был самураем, хотя правила игры в разведчиков требовали от японских шпионов аналогичных поступков. Но, увы, история знает немало примеров, когда не каждый самурай смог выпустить себе кишки, так что же говорить о бедном фотографе, которого судьба превратила в шпиона и забросила в далекую и дикую страну?

Хочу сказать, что до посылки «Корейца» Руднев предлагал посланнику идти на крейсере под своим флагом, но, насколько я знаю, господин Павлов не счел возможным оставить миссию и русских подданных, не получив на то приказания от своего министерства. При этом телеграф не работал третьи сутки. Передав с казаками дипломатическую почту, граф Павлов просил Руднева максимально форсировать отправку посыльного судна в Порт-Артур. Как он написал в сопроводительном письме, «сие судно посылается в штаб наместника за разъяснениями и дальнейшими инструкциями в связи с отсутствием связи и нахождением дипмиссии в полном неведении».

В течение всего дня накануне ухода «Корейца» в Порт-Артур я и судовой механик лодки Валера Франк не вылезали из трюма и наравне со всеми крутили гайки и болты, настраивая главную машину. Меня командировали на «Кореец», так сказать, в качестве консультанта и спеца: именно так сказал Руднев, провожая меня до вельбота и передавая команде «Корейца».

– Вы, господа, не смотрите на его унтер-офицерские лычки, вчера и их не было. Вы смотрите на его руки. Запоминайте, что он делает, и конспектируйте то, что говорит. Муромцев знает про паровые машины гораздо больше, чем все механики двух наших кораблей. Хотя, я думаю, и всех остальных, что стоят на рейде.

– Вы мне льстите, Всеволод Федорович.

– А вот спроси, – он обвел рукой Чемульпийский рейд, на котором дымили иностранные стационеры, – кто из них служил на императорской яхте и кто из них обеспечивал безопасное плавание государя? Так что уж не скромничай и лучше помоги привести «Кореец» в порядок.

– Да там, вроде, все нормально. Лодка на ходу, давление в котлах держится, главная машина исправна.

– Вот и поезжай к ним и сам убедись, что все, что ты мне сказал, так и есть. Утром Беляев заберет почту и секретную переписку и уйдет в Порт-Артур. И он должен туда дойти, а не болтаться посреди моря в ожидании помощи.

– Есть! – это было все, что я сказал. И вот уже пять часов, как я на «Корейце».

Вместе с машинной командой перебрали почти все, что можно было перебрать, набили солидолом все, что можно набить, и смазали все, что можно смазать. Заодно поменяли все треснувшие стекла на манометрах и гнутые трубки в котлах, совместно с электриками прозвонили проводку. Проверили генератор и отрегулировали насос, подающий заборную воду в холодильник. К вечеру с «Варяга» приехали инженер-механик Зорин, механик по котлам Солдатов и Михалыч, которого привезли по моей просьбе. Михалыча я отправил в котельное отделение, а сам пошел проверять рули.

Больше всего меня беспокоило управление кораблем. Движение по мелководным шхерам Чемульпийского залива требовало быстроты принятия решения и, как следствие, легкости рулей как при ходе вперед, так и при ходе назад. Управление осуществлялось винтовым приводом, который мог работать от паровой машины, расположенной в рулевом отделении, электродвигателя и ручного штурвала. Я прошел по рулевому каналу, высматривая трещины и коррозию в чугунных корпусах упорных подшипников, покачал крепежные опоры и на всякий случай постучал арматурой по главному валу, прислушиваясь к звукам. Звуки были ровные, без всякой фальши.

Дождавшись, когда Михалыч выберется из котельной, я отвел его в сторону, переговорил с ним и только после этого поставил свою подпись на документе, подтверждающем исправность лодки. Так уж случилось, но именно моя подпись стала решающей в акте о готовности к переходу в Порт-Артур.

По артиллерийской и торпедной части канонерку осматривали лейтенант Паша Степанов, однофамилец нашего старпома, и минные офицеры Дмитриев и Левицкий. В помощь им с «Варяга» прибыли старший артиллерист Зарубаев, плутонговый командир, мичман Петя Губонин и мичман Алексей Нирод – главный специалист по дальномерам. С ними приехал и старший штурман крейсера Евгений Беренс, у которого была своя задача – убедиться, что навигация не подведет.

Несмотря на мороз, командир канонерской лодки «Кореец», капитан 2 ранга Григорий Павлович Беляев, сидел в плетеном кресле на палубе, попыхивая трубкой. Бородатый, в шинели с норковым воротником и зимней шапке с кокардой, Беляев был похож не на командира боевого корабля, а на капитана китобойной шхуны. Рядом с ним стоял старший офицер лодки Анатолий Николаевич Засухин. Оба с нетерпением ожидали вердикта о готовности корабля к походу. Беляев посмотрел на часы. Через час его ждал Всеволод Федорович Руднев с инструкциями и наставлениями по поводу утреннего ухода в Порт-Артур.

Громыхнула крышка трюмного люка – и из чрева «Корейца» один за другим потянулись члены машинной и кочегарной команд, принимавшие участие в подготовке корабля к большой воде. Инженер-механик Франк отдал честь командиру и протянул исписанный подписями листок бумаги. Беляев пробежал глазами перечень фамилий и удовлетворенно кивнул.