Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

Эйнштейн, вспоминая возлюбленную, все чаще стал засиживаться на своем полукруглом диване, укрытый пледом-альмариком, с трубкой во рту, а по ночам делал заметки прекрасным карандашом, подаренным ему Маргаритой. И никаких других женщин, кроме, разве что Элен Дюкас, заверял он свою далекую московскую Женщину.

Хотя тут, скажем прямо, чуть-чуть лукавил. После отъезда Маргариты постоянной гостьей дома в Принстоне стала восхитительная Джоанна Фантова, которой было совершенно наплевать на то, что Альберт был старше ее на 22 года, и его некогда пышные волосы стремительно выпадали, и все реже и реже он был способен ласкать ее. Просто женщины любят умных мужчин, а уж гениальных – тем более… Зато Джоанна, скромный библиотекарь Принстонского университета, имела право говорить: «Редко я видела Эйнштейна таким же веселым и жизнерадостным, как парусом маленькой лодки».

Джоанна на пару с прошедшей многие испытания Дюкас мужественно держали оборону, ни на фут не подпуская к своему измученному, усталому, любимому мужчине назойливых поклонников, посетителей и просителей… «Профессор болен…», «Профессор занят…», «Профессор проводит эксперимент…»

Он сам знал, с кем ему хочется общаться, а с кем нет.

Джоанна это вскоре поняла и исчезла сама, когда ей случайно на глаза попалось еще не отправленное в Москву письмо Эйнштейна:

« Любимейшая Маргарита !

Я долго размышлял над тем, как я смогу решить эту проблему: ты не получаешь моих писем, я не получаю твои или мы оба ничего не получаем. Но, несмотря на то, что люди говорят о моем остром научном уме, я совершенно не в состоянии решить эту задачу. Это письмо я пишу на тот случай, если моя гипотеза найдет подтверждение. В настоящее время я читаю научный труд о магии и предрассудках всех народов во все времена. Эта книга меня убедила в том, что на месте черта сидит кто-то, кто позволяет исчезать твоим и моим письмам. Это, возможно, дойдет. Надеюсь, что ты нашла все в нормальном состоянии на твоей любимой огрубевшей старой родине. У нас все по-старому, если никто не болеет (меня вновь довольно сильно мучил желчный пузырь, но сейчас снова все в порядке). Жизнь спокойно идет дальше, и я добиваюсь в своей работе больших успехов.

Госпожа Лоу, которую ты в Принстоне считала единственным образцом женщины, нанесла нам прощальный визит. Она с мужем уезжает в Англию. Другие существа женского пола вокруг меня не появляются, о чем я не очень жалею.

Благодаря моим выпадам в адрес немыслимой политики количество корреспонденции в мой адрес резко увеличилось. Эта политика пачкает чистых, а запачканных делает опасными…

Устройство для чистки трубок я использую экономно, так что его должно хватить до моей смерти… Господин Михайлов еще не был у меня. Надеюсь, что на меня не наложили табу (никогда об этом не узнаешь).

С наилучшими пожеланиями. Целую. Если получишь это письмо, пошли к черту тех, кто пытался его скрыть. Твой А.Э. »

Он писал эти строки, а сам вспоминал, как ночами в темноте прижимался к ней, обнимал и говорил, говорил ей все, в чем мог признаться только себе. Себе и ей. Ей, Марго, доверены все потаенные мысли, сомнения, слезы, вся беспомощность седого юноши Альберта. Он ненадолго засыпал, уткнувшись лбом в ее теплое плечо и положив руку на ее грудь, словно искал защиты, а она, мягко освобождая руку, натягивала сползающее одеяло ему на спину.

Наутро, оставляя его в постели, она поднималась, наспех завтракала, приводила себя в порядок, внимательно разглядывая морщинки у глаз, и уезжала.

Прочитав очередное письмо из безумно далекой теперь Америки, Маргарита Ивановна решила не тянуть с ответом и отправилась на Центральный телеграф, благо он был рядом, тут же, на улице Горького. В операционном зале она присела у длинного стола, взяла бланк и, царапая тупым пером бумагу, быстро сочинила нежно-благодарственную телеграмму своему «Алю». Подала текст в окошко, телеграфистка нахмурилась, увидев необычный адрес – «Принстон, штат Нью-Джерси, США…», и с сомнением посмотрела на Коненкову. А Маргарита, вспомнив пожелание Эйнштейна, мысленно послала к черту всех, кто попытается мешать их переписке. И действительно, все сошло более-менее благополучно, без лишних объяснений…

Потом, уже дома, долго сочиняла пространное послание Альбертлю с описанием своих душевных переживаний, милых житейских деталей.

Как правило, до института Эйнштейн добирался пешком. Полчаса ходу, сущие пустяки. Тем более эти прогулки доставляли ему такое удовольствие. Выходя из дома, он сворачивал на тенистую аллею, которая лежала между рощами и лужками. Поляны перемежались зарослями орешника, платанов, кленов и лип. Здесь было много и фруктовых деревьев, особенно яблонь. И осенью, идя привычной дорогой, он собирал в траве опавшие, все еще краснощекие яблочки, которыми потом угощал институтских коллег. Три из них припрятывал в карманы – для единственных оставшихся рядом с ним женщин – Элен, Майе и Марго (увы, не той, заокеанской, а своей приемной дочери).

В Принстоне фигура Эйнштейна, бредущего от его дома к институту и обратно, была настолько привычной и легко узнаваемой, что местные жители воспринимали ее чуть ли не как обязательную часть пейзажа. Но, тем не менее, всякий раз принстонцы смотрели на него с обожанием, жадными от любопытства глазами, как на небожителя, спустившегося к ним. Ему нравилась фривольная песенка, которую распевали его студенты:

Наскоро расправившись с формальными делами на кафедре, Эйнштейн, не задерживаясь в институте, не спеша вернулся домой, на Мерсер-стрит.

В своем кабинете на втором этаже он чувствовал себя уютно и безопасно, как в надежной скорлупе. С облегчением опустившись в кресло у рабочего стола, Эйнштейн взял несколько листов бумаги, ручку, и по привычке, прямо держа бумагу на колене, принялся сочинять давно просроченные ответы на письма знакомых, друзей и совершенно посторонних людей. Закончив очередное послание, он опускал листок просто на пол, рядом с креслом. Потом, все потом…

Теперь поступившая на его имя почта. Вот же какое странное письмо от 19-летнего парня, студента Рутгерского университета. Парень маялся над вечными вопросами: «Моя проблема состоит вот в чем: какова цель жизни человека на Земле?.. Серьезно, сэр, я даже не знаю, зачем хожу в колледж изучать инженерное дело… Не нужно недомолвок. Если вам кажется, что я свихнулся, так скажите прямо».