book

Суперобложка второго издания романа «Громадная камера» (Нью-Йорк, 1934)

Как мастер абсурдистской литературы Каммингс выступил также, опубликовав в 1929 году небольшой альбом литературно-живописных скетчей «Без названия» ( A Book Without a Title). Он составлен из восьми глав, каждая из которых иллюстрирована графическим рисунком. Тема этой книги — сама книга. Автор рассказывает историю, в которой нарушаются законы обывательской логики. Иллюстрации также дискредитируют какой-либо отчетливый смысл. Целью Каммингса здесь является игра с читателем и призыв к нему задуматься о том, что такое вообще история и как она строится. Отношения автор-читатель здесь ставятся с ног на голову: читателю предоставлено право наделять любые фрагменты текста или любое изображение какой угодно смысловой связью. Читатель должен забыть свои традиционные представления о том, что такое книга, и перестать искать единственно возможное значение слов и образов, из которых она составлена. Внимание должно быть обращено на сам язык, на его видимость и невидимость, говорливость и молчаливость. В этой связи книгу «Без названия» сопоставляют с «Поминками по Финнегану» Джойса и «Становлением американцев» Г. Стайн — двумя выдающимися англоязычными модернистскими нарративами, в которых проблематизируется сама идея нарративности. Хотя, в отличие от Стайн и Джойса, Каммингс, кажется, просто хотел развлечься и пошутить. Что у него замечательно получалось даже и в более серьезных обстоятельствах…

Суперобложка первого издания романа «Поминки по Финнегану» Дж. Джойса (Нью Йорк, 1939)

В 1920-1930-х гг. Э. Э. Каммингс много путешествует по миру с частыми остановками в Париже, где он в качестве поэта и художника участвует в жизни парижского авангарда. В начале 20-х во французской столице проживают многие из его соотечественников-писателей — Э. Хемингуэй, Ф. С. Фитцджеральд, Э. Паунд, Дж. Барнс, А. Маклиш, Э. Пол, Г. Стайн, Дж. Дос Пассос. Там издаются их книги, там развивается деятельность по изданию журналов «трансатлантического авангарда» [7] См. Фещенко В. TRANSITION: Опыт трансатлантического авангарда // Семиотика и Авангард. М., 2006. С. 702–709. . Каммингс вступает в дружеские и творческие отношения с парижской артистической и поэтической богемой. В 1922 году он знакомится с Луи Арагоном — на тот момент одним из лидеров дадаизма и сюрреализма во Франции. У них обнаруживается много общего — и в части левых политических взглядов, и в части настроенности на революцию слова в поэзии. Арагон вместе со своей русской женой Эльзой Триоле в 1930 году совершает первую поездку в Советский Союз для участия в конференции революционных писателей в Харькове. Об этой поездке зимой и весной следующего года Арагон много беседует со своим американским товарищем, склоняя его к собственной поездке в обитель коммунизма.

Хотя молодой Каммингс всегда больше интересовался искусством и революцией искусства в модернизме, чем политикой, он все больше и больше проникался симпатией к большевизму, о чем немало спорил с отцом, приверженцем более консервативных взглядов. В своих письмах родителям 1918–1920 гг. он с воодушевлением писал о забастовках и протестах в Нью-Йорке и новостях о русской революции.

С. Чехонин . Суперобложка второго русского издания книги Дж. Рида «10 дней, которые потрясли мир» (М., 1924), с предисловием Н. Ленина (sic!) и Н. Крупской. Дж. Рид был очевидцем Октябрьского переворота в России. Выйдя в США в 1919 г., книга за год выдержала 4 издания, а комплиментарный взгляд автора немедленно был использован в советской пропаганде

Если первоначально в Октябрьской революции американские интеллектуалы услышали призыв к альтернативе капиталистическому строю, то к 30-м годам многие уже ищут в большевизме спасение — наступившая Великая депрессия заставляет их поверить в «светлое будущее», маячащее на востоке Европы. Характерна позиция американского историка и писателя Р. Фюлеп-Миллера, автора книги о большевизме 1927 года: «Проблема большевизма выходит далеко за пределы узкого горизонта политических симпатий и антипатий. Принимать его или отвергать — значит отвергать или принимать всю европейскую культуру. Претензия большевизма в том, что он может немедленно и незамедлительно осуществить все незапамятные цели человеческих устремлений, все то, к чему стремились мыслители всех времен, что мученики демонстрировали своим примером в жизни и смерти — то есть искупление и человеческое счастье. Его учения предлагают не смутную надежду утешения в другом и лучшем мире будущего, а заповедь непосредственной и конкретной реализации этого лучшего мира здесь и сейчас» [8] Fulop-Miller R. The Mind and Face of Bolshevism. London, 1927. P. XIII. . Большевизм, согласно этому мнению, ознаменовал собой радикальный перелом во всей человеческой жизни со всеми ее основополагающими ценностями и интересами. Несмотря на последовательно и объективно критические выводы, к которым приходит американский историк, сам воочию наблюдавший происходящие в России события, общий пафос подобных трудов конца 20-х годов был направлен на осознание масштаба коммунистического эксперимента и его значения для человечества.

Л. Арагон и Э. Триоле (слева). Фотография 1930-х. Анархист, имморалист и сюрреалист, авторитетная фигура французской левой интеллигенции, Арагон в 1927 г. становится членом Компартии, в 1930-м посещает СССР, издав вскоре просоветскую поэму «Красный фронт», наполненную ненавистью к буржуазной Франции

Надежды на коммунистическое обновление мира питали многие американские писатели-социалисты — современники Каммингса. Одним из первых воодушевленных откликов на события Октября был отзыв Линкольна Стеффенса, который, посетив Россию в 1919 году, по возвращении с энтузиазмом писал: «Я видел будущее, и оно работает». За ним последовали другие писатели, заразившиеся желанием воочию увидеть страну «работающего будущего» — Э. Синклер, Дж. Рид; а Т. Драйзер пишет целую книгу о своих впечатлениях от новой России: «Драйзер смотрит на Россию» (1928). Настроения путешественников из США были самые оптимистические. Как отмечает А. М. Зверев, «никогда прежде тяготение к социализму не было таким сильным, а мечты о революции — такими настойчивыми. Советская Россия год от года приковывала внимание все более властно. Свет исходил оттуда, и пробуждалась надежда» [9] Зверев А. М. Американский роман 20-30-x годов. М., 1982. С. 8. . Друг Каммингса Дос Пассос описал в своих «Русских дневниках» советскую революцию как исход из порочного круга капитализма с его культом богатства и личной собственности. После таких восторгов Каммингсу не пришлось долго думать, куда отправиться в путешествие за пределы увядающего Запада.