book

«Вы из Нью-Йорка?» спрашиваю я (удивленный ее акцентом)

«Из Вены» сказала она. «Работал и работал себе. И в конце концов ему пришла в голову эта идея. Все было закончено. Он был так счастлив! Приехал в Москву, все готово для… успеха (так ведь?)»

«так». Пауза. «А что случилось?» спрашиваю я.

«Но в Советах, получив незадолго до того деньги из Германии, внезапно изменили отношение к Пискатору». Ее лицо горело «не нравится нам больше эта идея, сказали они» (и тут я осознаю, что эта девушка стояла у безвходного входа в Метрополь одним прекрасным солнечным утром)

«и — ?»

«и все было кончено» поворачиваясь ребячливо к товарищу Нечто, изливает вокруг над через под ним немецкий… забредает большеногий мальчишка [261] Речь идет о сыне 3. Райх и С. Есенина — Косте. , миловидно упрямый (с озорными ушами, лихо сдвинутыми с шеи) и убегает… знаю, понимаю (Нечто успокаивает красную) «УЖЖЖЖасно!» и весело стукается головой об стену — Пойдемте! упруго сопровождает ее, подзывает меня, к крошечному столику; жестикулирует, Сидеть. И немедленно вновь является fanée, улыбается; откидываясь на диване позади меня… по-Потифаровски [262] Т.е. напоминая Л. Брик. См. сцену в гостях у Бриков выше. пышно

восклицаю «чертовски отличный чай!» Он улыбается. Гляжу изумленно на (то тут то тут) яркие цветы в тонких вазах. Он улыбается… Говорю (он дает знак) с ней (красной). И повинуясь

«у меня голод в глазах в последнее время».

Она посмотрела.

«Какая перемена в России» вскрикнул я (со смехом) «после Парижа!»

«а что» сказала она почти прохладно «Вам по душе? Париж или Москва?»

осторожно «Париж».

«Ах» сказала она «разумеется, Париж более приятен, статически говоря» (и Нечто поддерживает меня: Москва очень грязная; да даже эта комната — вот это место — все в грязи) и красная, вздыхая «Мне нравится Париж» шепчет. Улыбается.

Вот социализм — кажется — хорошая форма власти; но когда «идиоты» пытаются диктовать на театре, вмешиваясь между режиссером и его публикой, то (вдруг глаза его паучьесжимаются: они) Поймите меня правильно

Да что Вы, конечно! A fanée, поистине, — ведущая актриса следующей постановки товарища Нечто; чью генеральную репетицию должен увидеть. Fanée, которая говорит по-французски так же как и по-русски и которая понимает по-немецки. Fanée разглядывает меня пристрастно; особо тщательно когда наклоняюсь, чтобы вдохнуть прекрасную непривычность реальных цветов… в том числе незабываемые незабудки… и Нечто (со своей согнутости) осторожно, серьезно; смотрит: и

в комнате тихо (тихо говорит) правда?

«Wunderschön» [263] Удивительно (нем.). осмеливаюсь я сам.

Я долго ждал (шепчет он), чтобы получить ее. (А до этого жил в «furchtbar» [264] Ужасный (нем.). местечке. Здесь 2 года. Хочет на пенсию и быть только драматургом. Нынешний его театр невелик. Нужен «grosse Bühne» [265] Большая сцена (нем.). ; и подходящую машинерию; знаете — краны, подъемники, моторы) все — заглядывает к (из-за бесшторы) нам миленькая девчушка [266] Речь идет о дочери 3. Райх и С. Есенина — Тане. , такая же сказочная, как несказочен мальчик. «Vous êtes sa mere?» [267] Вы ее мать? (франц.). спрашивает красная у fanée. «Oui» просто

Ax эти русские! товарищ Нечто не раз упомянул нашего общего друга [268] Имеется в виду Осип Цадкин (1890–1967) — французский скульптор, уроженец России. , парня с заблудшим лицом, ум со сжатыми смело от страха глазами, благородного и чудного ваятелишку, который дал мне рекомендательное письмо… «Bitte — ich muss ausgehen» [269] Пожалуйста, я должен идти (нем.). умоляю, ставя на стол cheye номер drei [270] Три (нем.). . И красной «пожалуйста, скажите ему».

«Что».

«Скажите, что мой следующий скачок — ужин с официальным московским представителем влиятельнейшего из ныне живых филиалов капиталистической журналистики. Упустить фарс было бы, наверное, трагично» [271] Перефразирование известной фразы Гегеля, повторенной Марксом, — «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса».

«он говорит, что понимает». Товарищ Нечто понимает. Если бы только он мог говорить! — не по-английски или по-французски (или на любом другом языке, на котором не я не говорю), но на том непостижимо единственном языке, который может или не может говориться в зависимости от того, свободна ли душа или она боится. О если бы — товарищ Нечто в стороне — только эти (где-то невидимые) миллионы из буквально миллионов некто которые все дышат и движутся и которые любят свет и которые все любят Притвор только могли бы свободно говорить! Если хотя бы эта (может, самая магическая эта) 1/6 безмирного мира хоть немного не боялась; только не помнила бы о войнах; невозможно могла бы забыть все и отворить свой дух pour [272] Во имя (франц.). настоящего устройства в пространстве и во времени! Товарищ Нечто понимает, что я понимаю — что я чувствую (если бы потому, что невозможно знать тому, кто чувствует) сколь конечно Herr [273] Господин (нем.). tovarich режиссер Нечто должен просто знать, когда человеческое Есть внутри него сколь бесконечно предпочло бы (лишь бы хоть однажды!) чувствовать… это человеческое Есть, все еще вопрошающее кто есмь я, вопрошая для кого ему забронировать место в театре товарища Нечто; добравшись вот до моего (с огромным тупым плотницким карандашом) я

«schreiben Sie» [274] Пишите (нем.).

и этот клочок бумаги… но беспаук, несжимается; почти живой. Почти уже нет, в бесцарстве привидений, царь-клоун (режиссер-призрак, немастер теней) почти кто-то до смерти сколь одиноко в не-бесстране.

<���…>

Сб., 23 мая

<���…>

Он постепенно (очень) просыпался. После обеда постепенно он (оченно) взволновывался: со вздохами — заметил

«цирк»

(я ликую [275] Об интересе Каммингса к цирковому искусству см. в нашей вступительной статье. )

« — Вы бы скорее сходили в цирк, чем на спектакль?» спрашивает Гарем [276] Имеется в виду Джоан Лондон-Маламут (1901–1971) — дочь американского писателя Джека Лондона. Фигурирует в романе также под прозвищами Беатриче и Турчанка. Вместе с Г. Даной (Вергилием) сопровождала Каммингса в его путешествии по «социалистическому аду». , удивленно

«десять миллионов раз; хоть когда, хоть где»

«отчего?»

«вероятно не знаю… ну хотя бы из-за запаха —» она смеется «а там будут слоны» [277] Слон — излюбленное животное и талисман Каммингса, постоянный персонаж его рисунков, стихов и пьес. ?

«Я сильно сомневаюсь в этом» серьезно отвечает Ассириянин [278] Имеется в виду Чарльз Маламут (1899–1965) — американский русист и журналист, муж Дж. Лондон-Маламут. Во время пребывания Каммингса в СССР работал корреспондентом United Press, брал интервью у Сталина. Переводил на английский произведения Валентина Катаева, в частности роман «Время, вперед». Помимо кодового имени Ассириянин, фигурирует в романе под прозвищами Турок (оба связаны с восточной внешностью прототипа героя), буржуйское лицо и Чарли. Чета Маламут жила в особняке Арманда Хаммера, фигурирующего в романе под прозвищем Китаеза (см. о нем примечание 66).