Елизавета Дворецкая - Ольга, лесная княгиня

На погребение заявилась вся плесковская родня, старшие родичи моей матери из Люботино, Сигбьерн ярл с женой. Среди гостей сидел и тот парень из Киева – Мистина сын Свенгельда. Вел он себя тихо, учтиво, подавал голос, только если к нему обращались, и вообще имел такой вид, будто попал сюда случайно и сам этим удивлен.

Мой отец не хотел до завершения всех поминальных обрядов – «пока пироги не съели» – говорить о чем-то другом, но уже все мы знали, что «варяжский парень» приехал с предложением возобновить обручение Эльги с Ингваром сыном Ульва.

Поскольку стрый Вальгард был убит, а убийство требовало мести, это предложение было не так уж нелепо, как могло показаться.

Через пару дней после пира отец уехал в Плесков – говорить с князем. Вернувшись, он сказал только, что Воислав ответа пока не дал. Прошло еще дня три или четыре, и вот однажды князь удивил нас, снова заявившись в гости.

– Вот что, девки! – сказал он нам, когда мы домыли всю посуду после обеда и развесили горшки сушиться на кольях тына. – Пора вам в лес идти, судьбу свою пытать.

Мы сидели перед ним: Домаша, моя мать, мы с Эльгой и сестрами, все одетые в «горевые сряды» из выбеленного льна, с тонкой строчкой «дедов», вышитых на сорочке черной нитью и вытканной на пояске.

Эльге и ее матери предстояло ходить в «горевом» целый год.

Все мы столько причитали в эти дни, что лишились голоса. На душе было пусто: горе выплеснулось, и оставалось только ждать, пока будущее придет на освобожденное место. Как вода в досуха вычерпанном колодце: сначала одна муть, а потом глядишь, и опять блестит что-то светлое, живое…

– Куда? – прохрипела стрыиня Домаша, подняв глаза на брата. – К…

– Туда, где ведают! – многозначительно ответил Воислав. – Да ты не бойся, я сам их провожу.

Домаша взглянула на деверя.

Мой отец остался старшим в Варягине и единственным взрослым мужчиной в семье. Чтобы утешиться, мать и Домаша уже прикидывали шепотом, не женить ли Аську, но пока было не время.

К тому времени мы все уже знали, с чем приехал Мистина сын Свенгельда.

Но мысли о возобновлении прежнего обручения Домаша воспротивилась.

– Да что же вы такое придумали? – шепотом воскликнула она и всплеснула руками. – С князем Дивиславом все условлено! Чару выпили, по рукам ударили! Сколько лет прошло, весь свет белый знает!

– С ним пил Вальгард. Если бы он просто умер, мы не имели бы права нарушать его волю. Но он убит. И это все меняет. Теперь я просто не имею права выдавать девушку, которая принесет мужу в приданое долг мести. Мы должны избавиться от этого долга, а потом уж думать о свадьбах. И только тот, кто поможет восстановить честь нашего рода и вернуть удачу, сможет получить девушку и не опозорить при этом себя самого.

– Все приданое приготовлено! – Домаша была так потрясена, что едва слушала его. – На рушниках свадебных на жениховой стороне Дивиславово дерево вышито! Я уж думаю, хоть мне теперь, вдове горькой, одно будет утешение: что вторая дочка у меня за князем, живет в чести да в радости. Она внучка князя и женой князя будет – и ей, и роду нашему чести прибавится. А вы опять вон что придумали!

Она покосилась на Мистину, которого мой отец тоже позвал. Тот скромно сидел у дверей и молчал, но по его веселым глазам было видно, что сказать он мог бы очень многое.

– Но ты ведь хочешь, чтобы твой муж был отомщен? – спросил Домашу мой отец. – Мне вот некуда деваться, он ведь был моим родным старшим братом. Я не могу быть спокоен, пока это не произойдет, иначе мои собственные сыновья будут вправе плюнуть мне в глаза. Мне придется, хочу я того или нет, собрать дружину и снова пойти на Нарову, как только князь меня отпустит. Может быть, я не вернусь, но лучше умереть, чем жить обесчещенным…

– Ой, боги родные! – перебив его, запричитала моя мать. – Хочешь и меня вдовой горькой оставить с детушками?

– Детушек останется не так много – Аська поедет со мной, – жестко «утешил» ее отец. – Он уже взрослый мужчина и не может сидеть с женщинами, когда на земле стынет кровь его близкого родича.

Раньше он так не говорил, это было больше похоже на стрыя Вальгарда.

– Я тоже мужчина, – прошептал сидевший рядом со мной Кетька.

Ему недавно исполнилось десять.

– Так что я хочу вам сказать, – продолжал отец. – Мстить за Вальгарда я все равно пойду, даже если мне придется это делать в одиночку. Но если меня поддержит человек с сильной дружиной, то будет больше надежды, что я отомщу и вернусь живым. Если мы пойдем с большим отрядом по Нарове, викинги просто сядут на свои корабли и сбегут. У них есть дозорные из местных, иначе не случилось бы того, что случилось. А вот если наш союзник сядет на корабли и выйдет в море через Ладогу и Неву, то викингам придется всем сдохнуть. Но Дивислав не может этого сделать. Ульв не пропустит его с войском через Волхов, а Хакон в Ладоге не даст ему корабли. Все это может сделать только Ингвар сын Ульва. И раз уж приходится выбирать, я скорее возьму назад слово насчет девушки, но отомщу за брата. Иначе и ей самой это замужество счастья не принесет.

– Ой, голубушка моя, лебедушка белая… – Домаша заплакала. – Не в добрый час я тебя спородила, не доброй долюшкой наделила…

За эти дни она так привыкла причитать, что, кажется, разучилась говорить обыкновенно.

– Уж как я думала, верила, что будешь ты княгинюшкой, жить от меня недалече. А теперь несчастье случилося – налетели вихри злые, ветра буйные, унесут тебя в земли далекие, неведомые…

– Не так уж далеко ее унесут, – успокоил ее отец. – До Волховца от нас не намного дальше, чем до Зорина.

– Так все же разница: нашего корня князь или из руси, – вставила моя мать.

– Я тоже из руси, – напомнил отец. – Желаете себе мужей кривичского корня? Так и мы с Вальгардом вас не силой брали.

– Да что ты, любезный мой! – испугалась мать. – Вы-то с Велегой люди хорошие. А эти, в Волховце… пес их знает!

Стрыя Вальгарда наши кривичи звали Велегором или Велегой. А моего отца – Турлавом.

Эльга сидела хмурая.

Сейчас, пока горе пылало в душе как открытая рана, месть за отца казалась ей важнее всего на свете, а потому она готова была вернуться к давнему обручению с парнем, который с тех пор показал себя смелым и удачливым воином. И она мрачно посматривала на родную мать, которая предпочла бы отдать ее старому мужу, у которого уже детей не то пять, не то восемь.

В том числе – сыновей, которым и достанется все его наследство.

Но решать должен был князь: и сидит он выше, и брат матери – более близкий родич, чем брат отца.

И мой отец уехал в Плесков. Решения он оттуда не привез: князь Воислав признавал справедливость доводов и свата, и сестры. Попросить совета у чуров было самым мудрым ходом, и против этого даже мой отец не стал возражать. Хотя я, глядя на него, сразу поняла: ничего для себя доброго он от кривичских чуров не ожидает.