Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна

Доброшка огляделся, увидел приоткрытую калитку, спешно покинул судебный двор, спустился по узкому проходу в небольшой садик, примыкавший к крепостной стене, и там с наслаждением освободился от накопившейся влаги. Когда же он вернулся назад, то калитка, через которую он выбрался наружу, оказалась закрыта.

Попытка поднажать плечом ни к чему не привела – дверь не сдвинулась ни на вершок. Закрыто было плотно изнутри. Это обстоятельство было неожиданным и неприятным – разлучаться с друзьями не входило в Доброшкины планы. Однако по зрелом размышлении Доброшка решил, что это горе – не беда: «Подожду внизу». И он пустился вприпрыжку по тому самому узкому проходу, которым один раз уже пробежал. Выйдя в давешний садик, Доброшка остановился. Куда идти дальше, было непонятно. Покрутившись пару минут на месте, он наконец определился и уверенно стал спускаться вниз по склону вдоль крепостной стены, сбивая поздние одуванчики подобранной веточкой.

Однако саженей через пятьдесят дорогу ему преградил высокий тын, который вплотную был пристроен к высокой и длинной хоромине без окошек, служившей, видимо, складом. Доброшке пришлось огибать неожиданное препятствие. За хороминой опять начинался тын, сделанный из толстенных заостренных бревен – не перелезешь. Доброшка решил сменить направление и стал взбираться по дорожке вверх. Это уже была жилая часть княжеского холма. По сторонам высились сложенные из громадных бревен хоромы княжеских бояр и воевод. Остроконечные крыши теремов уходили в самое небо. Нарядные храмы, сложенные из красного кирпича, пылали на солнце золотыми куполами.

Стали попадаться прохожие. Княжеские кмети в кольчугах и при мечах, мелкие торговцы, таскавшие свой нехитрый товар в берестяных коробах, обычный городской люд. Наконец дорожка вывела его на площадь, на которой расположился небольшой рынок. От площади отходило пять улиц. Доброшка двинулся по той, которая, как ему показалось, должна была вывести его к постоялому двору, на котором остановилась колохолмская дружина. Однако улица эта уткнулась после пяти или шести изгибов в непролазный тын. Направившись обратно, Доброшка несколько раз сворачивал в проулки, но тропинки либо возвращали его на те места, которые он уже проходил, либо утыкались в чей-нибудь двор.

После часа блужданий Доброшка был вынужден признаться себе, что заблудился окончательно. От обилия бревенчатых стен рябило в глазах. «Язык до Киева доведет», – вспомнил он матушкину присказку. Попытался спросить дорогу у прохожих, но те, выслушав его вопрос и подивившись северному выговору, лишь пожимали плечами: на княжеском холме не нашлось человека, который был знал небогатый постоялый двор на Подоле, почти на самой его окраине. Да и названия у постоялого двора не было – просто двор, и все.

Тогда Доброшка решил искать по-другому – для начала спуститься к реке. Миновал мощную башню княжьего города, спустился вниз. Тропинка вывела его на берег. Солнце уже перевалило за горизонт. Он шагал по деревянным мостовым киевского Подола. Из-за высоких заборов тянуло вкусными домашними запахами, кудахтали куры, мычали коровы, где-то мужик колол дрова. Доброшка прошел мимо кузни, откуда раздавался мелодичный железный звон и не менее звонкие команды мастера молотобойцу. И снова улицы, снова заборы, из-за которых можно было разглядеть только крыши изб, украшенные резными коньками.

Дворы тут были устроены чудно и как-то не по-людски. Домов было много, и стояли они тесно, но отгораживались друг от друга высоченными заборами. На улицах совсем не было деревьев – лишь чахлая травка пробивалась сквозь деревянные плахи мостовой. То ли дело Летославец! Там люди друг от друга как от ворога за высокими тынами не прятались.

Впрочем, запахи и звуки здесь, на Подоле, витали знакомые, домашние. Где-то пекли хлеб, дух стоял такой, что у Доброшки заурчало в животе. Чего бы он только не дал, чтобы оказаться дома, на широкой лавке у печки, с матушкой и батюшкой, с братом и сестричкой за семейным столом!

Эх, как они там? Все ли у них хорошо?

Вдруг спокойное течение мыслей было прервано любопытной картиной, привлекшей внимание уже целой толпы зевак. Вооруженные люди, при кольчугах, сияющих начищенной сталью шлемах и мечах, стояли у высоких ворот какого-то ничем не примечательного двора. Самый здоровый из них, с серебряной гривной на шее, по-видимому командир, что есть мочи бил латной рукавицей по дубовым створкам. Ворота сотрясались, как от удара тарана, однако обитатели двора открывать не спешили.

Но в конце концов из-за ворот послышался голос хозяина и звук вынимаемого засова. Доброшка уже хотел идти дальше, как вдруг из начавших расходиться створок в самую гущу княжеских воев и зевак выпрыгнул огромный иссиня-черный разъяренный конь с не менее разъяренным всадником. Волосы всадника развивались по ветру и были не менее черны, чем вороная грива коня. Хоть Доброшка видел «князя» Ворона лишь раз, не узнать было невозможно – это был вождь лесных людей, правитель никому здесь не известного Китежа.

Огромные, кованные железом копыта вздыбились над толпой. Народ бросился врассыпную.

Стоявшие у ворот пешие воины пригнулись, но не побежали, а старший даже начал заносить для удара копье, но ударить не успел. В руках Ворона серебристой молнией блеснул меч – удар пришелся плашмя по правому плечу нападавшего, но этого хватило. Тот выронил копье и с диким криком упал в придорожную пыль. А Ворон, подстегнув коня, помчался по городским мостовым. Кованое железо копыт выбивало из деревянных плах целые фонтаны щепок. Пара мгновений – и всадник исчез за поворотом. Толпа зевак схлынула, княжеские вои бросились к командиру, который лежал в пыли, ухватившись за ушибленное плечо.

– Догнать! – превозмогая боль в сломанной ключице, проскрипел главный стражник. Пара воев, лязгая амуницией, бросились вслед умчавшемуся всаднику. Но где там! Отягощенные кольчугами, тяжелыми мечами и длинными копьями, они топали так медленно, что бессмысленность этой погони стала сразу ясна всем, включая их самих.

Спустя мгновение нашелся и Доброшка. Неожиданное появление Ворона, пропавшие измарагды, притороченный к седлу мешок… Его нельзя было упустить, ведь измарагды покрал именно он – больше некому. Мысль эта подкинула отрока в воздух, как тетива толкает стрелу из арбалета. Он вскочил и помчался вслед удаляющемуся топоту копыт.

Легконогий Доброшка быстро обогнал лениво бегущих воев, но за беглецом угнаться было непросто. Конечно, в чистом поле конь не оставит человеку ни малейшего шанса, но в тесных проулках киевского Подола соревнование мальчишки с конем выглядело не так безнадежно. Как незадолго до того плутал сам Доброшка, так теперь по тупиковым проулкам метался на своем яром коне Ворон. Из-под ног скакуна с возмущенным квохтаньем разлетались мирно клевавшие что-то на мостовых куры, испуганная баба, несшая коромысло с полными ведрами, с оханьем плюхнулась на толстый зад, расплескав воду.