Валерий Замыслов - Горький хлеб

Управитель Захарыч, провожая князя с красного крыльца, сердобольно высказывал:

— Оставался бы в тереме, батюшка Андрей Андреич. Вон мотри и небо мутное, вот‑вот сызнова дождь хлынет. Да и в лесах неспокойно, лихие люди пошаливают, неровен час.

— Бояться несчастья ‑ счастья не видеть, Захарыч, ‑ весело отозвался князь и, забыв об управителе, крикнул выбежавшему из подклета холопу: Тимошка, рогатину с собой прихвати. Авось медведя повстречать доведется.

Тимоха проворно юркнул в подклет, принес рогатину. Рядом с ним встал дружинник Якушка ‑ статный, плечистый детина ‑ любимец князя. Оба одеты в короткие суконные кафтаны, за плечами самопалы, колчаны со стрелами, кожаные мешочки с зелейным припасом.

Князь осмотрел обоих холопов, остался доволен их охотничьим снаряжением и пешком направился к Москве‑реке.

Гаврила, заранее предупрежденный Тимохой, спешно вышел из сторожки, низко поклонился господину.

— Мост спущен. Удачливой охоты, батюшка князь.

Телятевский погрозил ему кулаком:

— Чего‑то опухший весь. Опять с сулейкой в дозоре стоишь?

— Упаси бог, отец родной. Теперь этот грех за мной не водится. Справно службу несу, ‑ поспешил заверить князя Гаврила.

— Ужо вот проверю, ‑ строго произнес Телятевский и зашагал по настилу.

Когда князь скрылся в лесу, дозорный соединил мост, пришел в сторожку, вытащил из‑под овчины скляницу с водкой, понюхал, крякнул и забурчал пространно:

— Ох, свирепа зеленая. И выпить бы надо, да князь не велит… А кой седни день по святцам? [38] Святцы ‑ месяцеслов, список христианских святых, составленный в порядке месяцев и дней года.

Вышел из избушки. В саженях тридцати от моста, под крутояром рыбачил псаломщик Паисий. Худенький, тщедушный, с козлиной бородкой, в рваном подряснике застыл, согнувшись крючком возле ракитового куста.

"Клюет у Паисия. Видно, батюшка Лаврентий свежей ушицы похлебать захотел", ‑ подумал дозорный.

Гаврила зевнул, мелко перекрестил рот, чтобы плутоватый черт не забрался в невинную душу, и вдруг рявкнул на всю Москву‑реку:

— Эгей, христов человек! Кой седни день?

Псаломщик с перепугу качнулся, выронил удилище из руки и смиренно изрек:

— Лукерья ‑ комарница…

Однако Паисий спохватился, повернулся к Гавриле и, вздымая в небо кулачки, осерчало и тонко закричал:

— Изыди, сатана! Прокляну, невер окаянный! Леща спугнул, нечестивец. Гореть тебе в геенне огненной!

Гаврила захохотал во все горло, а Паисий скинул ичиги, засучил порты, поддернул подрясник и залез по колено в воду, вылавливая уплывающее удилище.

Вдоволь насмеявшись над божьим служителем, Гаврила взошел в избушку и снова потянулся за скляницей.

— Святые угодники на пьяниц угодливы ‑ что ни день, то праздник. Знавал я когда‑то одну Лукерью. Ох, ядрена баба. Да и я был горазд. Зато и помянуть не грех, хе‑хе…

…А князь тем временем по протоке ручья пробирался к нелидовским озерам, забираясь в глубь леса. Тимоха и Якушка шли впереди, раздвигали ветви, топтали бурьян, папоротник, продирались через кусты ивняка и орешника.

Через полчаса вышли к озеру, густо поросшему ракитником, хвощом, камышом и осокой.

Под темными, угрюмыми елями ‑ едва приметный шалаш. Соорудил его еще три дня назад Якушка. Закидал еловыми лапами, оставив лишь два смотровых оконца для охотников.

Князь расстегнул кафтан, вдохнул пьянящий весенний воздух, прислонился спиной к могучему в несколько обхватов дубу и произнес довольно:

— Зело вольготно здесь!

Окружали озеро мохнатые зеленые ели, величавые сосны, кудрявые березки, пышные клены и ясень, рябина и липы.

Андрей Андреич и Якушка залезли в шалаш, наладили самострелы, затаились. Тимоха снял сапоги и потихоньку спустился в густые прибрежные камыши.

Холоп не впервой на княжьей потехе. Знал он хорошо леса, угодья дикой птицы, умел подражать голосу кряквы и не раз доставлял на господский стол утиную снедь.

Тимоха, погрузившись по пояс в воду, присел в камыши, накинул на голову пучок зеленой травы, приставил ладони ко рту и "закрякал".

Князь Андрей и Якушка присели на колени, приготовили самострелы и замерли в ожидании. Вскоре с противоположного берега, из зарослей с шипящим свистом вылетел крупный селезень и с шумом плюхнулся на середину озера, высматривая серовато‑бурую пятнистую самку.

Князь залюбовался горделивой матерой птицей. Блестящие, с темно‑зеленым отливом перья покрывали ее голову и шею, грудь темно‑коричневая, бока ‑ серовато‑белые с мелкими струйчатыми полосками, надхвостье ‑ бархатисто‑черное, средние перья загнуты кверху кольцом.

Тимоха еще раз крякнул. Селезень насторожился, ответил на зов "самки" частым кряканьем и быстро поплыл к берегу. Когда до шалаша осталось саженей десять, Телятевский натянул тетиву, прицелился, но сразу же опустил лук на колени. Селезень, пронзенный чьей‑то стрелой, взмахнул крыльями, попытался взлететь, но, смертельно раненный, забился в воде.

Князь Андрей зло толкнул Якушку в плечо, сердито зашептал:

— Пошто вперед меня птицу забил?

Якушка молча указал пальцем на лук. Стрела у него была на месте.

Телятевский озадаченно крутнул ус, выглянул из укрытия и застыл на месте, уткнувшись коленями в землю. В саженях пяти, под густой кудрявой березой стояла златовласая девка в голубом сарафане. В руке у нее тугой лук, за поясом в плетеном бурчаке ‑ широкий нож, за спиной ‑ легкий одноствольный самопал.

Лесовица, не замечая шалаша и князя, прикрытых лапами ели, положила на землю лук и самопал и принялась расстегивать застежки сарафана, собираясь, очевидно, плыть за уткой.

Тимоха перестал вдруг крякать, поднял голову из камыша и увидел на берегу лесовицу.

Андрей Андреевич погрозил ему пальцем, но Тимоха, не заметив княжьего предостережения, вытянулся, словно жердь, во весь свой рост и удивленно и весело молвил:

— Эх‑ма! Здорова будь, Василиса!

Василиев вздрогнула, поспешно запахнула сарафан, подхватила с земли лук с самопалом и юркнула в заросли.

— Стой! Воротись! ‑ выкрикнул Телятевский и кинулся за лесовицей. Однако вскоре запутался в зарослях и разгневанный вышел к озеру.

— Ловите девку. Не сыщете ‑ кнута изведаете.

Тимоха и Якушка метнулись в лес. Князь ждал их около получаса, бранил на чем свет Тимоху и думал:

"Зело хороша плутовка и в охоте удачлива. Единой стрелой селезня сразила".

Из лесу вышли челядинцы. Тимоха виновато развел руками:

— Как сквозь землю провалилась, князь. В эком глухом бору мудрено сыскать.

Князь срезал кинжалом лозину и дважды больно ударил Тимоху по спине.

— Полезай в воду, холоп!

Тимоха, понурив голову, побрел в камыши.