Клыч Кулиев - Непокорный алжирец [книга 1]

— Трусы! — прошипел сквозь зубы генерал.

Из темноты вынырнули бронетранспортёры. Водителю уходящего танка пришлось развернуться и идти впереди.

Каждый выстрел заставлял вздрагивать Фатьму-ханум. Она сидела на диване, обняв Малике, всхлипывала, призывала на помощь аллаха и беспрестанно твердила:

— Мы пропали, Малике-джан, мы пропали, козочка моя!..

Присмиревший Абдылхафид уже не ругался. Он только проворчал:

— Громче кричи! Конец света наступил! — и отправился к себе.

Лила тоже куда-то вышла, — но скоро вернулась с начатой бутылкой коньяка и рюмками.

— Брось причитать! — досадливо прикрикнула она на Фатьму-ханум. — Что случилось, то случилось. Если пришёл наш час, то давайте встретим его не унывая.

Она налила всем и первая, залпом, выпила, затем тут же осушила вторую рюмку.

Фатьма-ханум только тяжело вздохнула:

— О аллах милостивый, милосердный…

Лила засмеялась и, пошатываясь, вышла из комнаты. В коридоре наткнулась на Абдылхафида, фамильярно обняла его за шею.

— Проводи… проводи меня!..

Осторожно поддерживая Лилу за талию, Абдылхафид довёл её до комнаты, уложил на диван. Щёки её пылали, в вырезе халата темнела ложбинка между грудей.

— Дай воды! — попросила она, не открывая глаз.

Абдылхафид метнулся к сифону с водой, но на полпути резко свернул к двери. Оглядываясь на Лилу и сдерживая дыхание, осторожно повернул ключ в замке, принёс воду и опустился на колени возле дивана.

Лила металась, перекатывая голову по подушке, и негромко стонала, стиснув зубы.

Абдылхафид поставил стакан на пол, дрожащей потной ладонью погладил растрепавшиеся волосы Лилы, коснулся губами лба.

Лила открыла глаза. Сначала с недоумением вглядывалась в искажённое внезапной страстью лицо Абдылхафида, потом стремительно рванула на груди халат. Её охрипший голос был полон ненависти:

— Скоты! Ах, какие вы скоты!.. На! Бери меня!.. Бери!..

Абдылхафида словно окатили ледяной водой. Он отшатнулся, с ужасом глядя на полуобнажённую грудь молодой женщина, попятился к двери, бормоча:

— Простите, мадам… извините, мадам… извините…

К рассвету выстрелы смолкли. Партизаны отступили.

Будто бы не было бессонной горячей ночи, таким бодрым выглядел Ришелье. В душе генерал благодарил случаи, приведший его в самую гущу событий.

— Нужно действовать, дорогой полковник, — внушал он Бросселю. — Действовать и только действовать. Пора, нора наступать! Видели, как уносили ноги бандиты? В другой раз подумают, прежде чем напасть. Камень, дорогой полковник, нужно дробить камнем. Да, камнем!

Чётко чеканя шаг, вошёл капитан Жозеф. Левая рука его висела на перевязи, глаза возбуждённо блестели.

— Я доволен тобой, мой друг! — с чувством произнёс генерал, любуясь стройной фигурой капитана. — Ты показал себя истинным сыном Франции!

Жозеф благодарно склонил голову.

— Добрая новость, ваше превосходительство. В этом бою тяжело ранен полковник Халед.

Ришелье с трудом подавил возглас удовлетворения.

— Как вы узнали? — спросил он.

— Захватили пятерых раненых мятежников, один оказался человеком Жубера.

— Вы слышите, полковник? — обернулся он к Бросселю. — Пленных взяли! Халед тяжело раней! А сколько у них вообще потерь?

— Не больше, чем у нас! — желчно отозвался Броссель, раздражённый поучающим генеральским тоном.

— Пусть даже меньше! Разве в потерях дело? Главное — боевой, наступательный дух солдат! Почему мятежники так отважно дерутся? Да потому, что такие хитрецы, как Халед, обучают их драться! А мы…

Опередив Бросселя, потянувшегося к затрещавшему телефону, генерал снял трубку. Звонил Шарль. Он кричал так громко, что его слышали все, кто находился в комнате.

— Ты нас всех задерживаешь! — кричал Шарль. — Ты едешь или нет? Если нет, сами уедем!

— Сейчас иду, — коротко ответил генерал.

Он попросил Бросселя уточнить потери свои и мятежников, — об этом надо будет доложить в штабе, а капитану Жозефу велел привести «человека Жубера».

Им оказался плотный невысокий парень с кое-как забинтованной головой, по повязке расползлось ржавое пятно крови. Парень с трудом стоял на ногах.

— Садись! — генерал указал на стул. — Как зовут?

Сморщившись от боли, парень сел.

— Махмудом.

— Ты сам видел, что полковник Халед ранен?

— Да, са'аб… Я находился рядом с ним.

— Куда он ранен?

— В грудь. Говорят, совсем близко от сердца пуля прошла.

— Хирург у мятежников есть?

— Нет. Слышал, что в город хотят за врачом посылать.

— За кем? Имя не называли?

— Не знаю, — виновато сказал Махмуд, но тут же вспомнил. — Доктора Решида, господин, у нас… простите, у мятежников называли другом Халеда. Может, к нему обратятся?

Приказав увести лазутчика, довольный генерал потрепал по плечу капитана Жозефа.

— Ты понял, Эдгар? Халед — друг Решида. Вот мы и ухватились за кончик этого запутанного клубка. Теперь нужно тянуть осторожно, чтобы не оборвалась ниточка, чтобы весь клубок распутать. Перекуси быстренько и на вертолёте — в город. Махмуда этого с собой прихвати… Введите в курс дела Жубера, пусть усилит слежку за доктором. Но… если доктор задумает выехать из города, не препятствовать ни в коем случае — нам нужен не только доктор. Ты понял меня, Эдгар?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Ты молодец, мой мальчик, тебя ждёт блестящее будущее, — генерал снова потрепал Жозефа по плечу. — Рана не сильно беспокоит?

— Кто играет с кошкой, ваше превосходительство, тот не должен бояться кошачьих когтей.

— Да-да, — кивнул генерал, — ты прав, Эдгар, царапин бояться не следует… Ну иди, мой мальчик, время не ждёт.

Доктор Решид сидел у себя в кабинете — пил чай и просматривал свежую почту.

В последние дни на душе у него было смутно и тревожно. Он много думал. Вернее, не столько думал, сколько мучился в бесплодных попытках отогнать от себя надоедливые и не приятные мысли. Что им нужно? То кружил вокруг да около генерал Ришелье, то полковник Франсуа «по пути» зашёл в больницу…

Доктор понимал, что высокопоставленные военные заинтересовались им не случайно, они неспроста уверяют его и своих дружеских чувствах. Постепенно им овладевали подозрения, пока ещё неясные, но неприятные.

По обыкновению осторожно — не помешать бы сыну — приотворила дверь Джамиле-ханум.

— Ахмед-джан, Мустафа пришёл… С ним какой-то француз… Безрукий.

Глаза Джамиле-ханум были вопросительно-тревожны. Решид недоуменно поднял брови.

— Безрукий?

— Да, дорогой… Ни разу не видела его, говорит, что тебя хочет видеть. Может, сказать ему, что ты спишь… или ушёл куда-то?