С того дня и после. Срубленные зимой. 2 повести

– Не оплакивайте‚ – говаривал реб Ицеле со слов великих учителей. – Не оплакивайте возвративших души свои Создателю‚ но слезы проливайте над участью тех‚ что ушли и не вернулись домой.

Стояли долго‚ скорбные и печальные‚ на краю черной полосы. Глядели молча‚ как просвистывает на скорости этот мир‚ меняются нравы‚ одежды и вкусы‚ и клык обнажала собака на неведомую опасность‚ петух щурился неприятливым глазом‚ ус кошка топорщила непримиримо. Ты выносишь на рынок свой опыт и накопленную мудрость: "Берегите ваши души"‚ и – "Учитесь творить добро"‚ и – "Улучшите пути свои и деяния"‚ но товар залеживается на прилавке‚ позавчерашний‚ нарасхват‚ товар‚ для которого не найти уже покупателя.

Мама у Пинечки наводила в доме чистоту‚ надевала лучшие свои наряды‚ ставила на стол еду‚ приглашая Того‚ Кто послал ее в этот мир‚ и Он к ней приходил. Мама у Пинечки‚ тихая и сострадательная‚ размерами в жизни не взяла: мама взяла делами. Ходила за покупками в самую захудалую лавчонку: кто еще у них купит? Чинила ботинки у самого плохонького сапожника: как же еще он заработает? Вышагивала по улицам в вечном прищуре‚ скреблась во всякую дверь‚ и ей подавали: хлеба ломоть‚ цыбулю‚ редьку с огурцом. Набрав доверху корзину‚ мама шла по хибарам‚ раздавала собранное‚ а ее уже поджидали‚ рты разинув от нетерпения‚ у пустого стола‚ на стылой печи‚ под драным тряпьем.

– Любят люди‚ – говаривала мама‚ – полюбит и Всевышний. "Ты увеличишь Его свет‚ Он увеличит твой".

За маму Пинечке не беспокоился – после прожитой на земле жизни. Мама обитала в тени Всевышнего‚ обласканная Его любовью‚ и взглядывала теперь с высоты‚ чтобы не соблазнилось сердце у сына.

– Ложные на пути верования. Порочные вокруг суждения. Не променяй родную рубашку‚ Пинечке.

Затормозила машина не первой молодости. Сунулся из окна мужчина не первой свежести. Зубом цыкнул‚ глазом зыркнул‚ носом шмыгнул в плутоватой торопливости: попользовать и отбросить.

– Это цирк? Вы дрессировщик? Для цирка я писал‚ и немало. К примеру‚ карнавал на Кубе‚ со стихами и лилипутами. Может‚ слепим программку?

И дверцу распахнул:

– Поехали!

Ехали.

Ежились.

Озирались с опаской.

На скорости забирались в нехоженые времена.

Черный маслянистый асфальт потоком убегал назад‚ с неведомой‚ возможно‚ глубиной‚ коварными водоворотами‚ отмелями и перекатами. Проскакивали порой скудные‚ нуждой прибитые поселения – хлеб в нужде и вода в горести‚ и маслянистый поток разбегался на улицы-протоки‚ затекал половодьем в мусорные дворы‚ взбегал по ступеням к ободранным подъездам‚ вливался в разинутые ворота гаража‚ плескался беззвучно у насупившихся‚ давно не беленых стен. И снова степь без края‚ коршун над головой‚ обалделый суслик на пригорке и черная полоса под колесами – такая лишняя и такая здесь ненужная – с раздавленными‚ пригревшимися на припеке гадюками.

2

– Странная на вас одежда‚ – говорил водитель. – Чей же это национальный костюм? Не называйте‚ угадаю с трех раз! Кара-калпакский? Чечено-ингушский? Ханты-мансийский?

– Нет‚ – отвечал Пинечке. – Это традиционная одежда российского еврея середины девятнадцатого столетия.

– Понятно‚ – определил тот. – Вы работаете от Биробиджанской филармонии.

Пинечке его‚ конечно‚ не понял‚ но переспрашивать не стал.

– Между прочим‚ я евреев люблю. У меня много друзей-евреев. Я сам‚ чтоб вы знали‚ был когда-то евреем‚ но это прошло.

– Прошло?! – завопил Пинечке. – Как так?..

– Как у детей проходит оспа. Ветрянка. А потом отметины на всю жизнь.

– Остановите‚ – велел. – Я слезу. Уж лучше в пираты пойти или головой под колесо. Вымереть от ужаса-омерзения.

Теперь тот не понял.

– Что вы так взволновались? Естественный исторический процесс. Ведь вы древняя нация. И если бы вы не уходили в другие народы‚ сегодня на земле жили бы одни евреи. Евреи‚ китайцы и индусы. Вы думаете‚ это хорошо? Я думаю‚ это опасно. И так на вас всё сваливают.

– На вас‚ – переспросил Пинечке‚ – это на нас с вами?

– На вас – это на вас.

И огорчил ответом.

Крутнул руль. Лихо вписался в поворот. Представился не без гордости:

– Катамаранов. Беспощадный сатирик. В детстве я был уверен‚ что все люди вокруг – евреи. А теперь все неевреи в этом уверены.

– Катамаранов‚ – сказал Пинечке горестно. – Как же вы такой получились?

– Проще простого. Жертва пагубного воспитания. Мне с люльки намекали: баю‚ баюшки-баю‚ не ложись ты на краю. Придет серенький волчок и ухватит за бочок... Понимаете? А еврей – это на краю. Всегда на краю. И цапнуть всякому радость. Я и залез в кучу‚ в серединку‚ чтобы со всеми вместе.

– Пинечке‚ – шепнула мама. – Своих не узнаёшь? Это же твой потомок‚ Пинечке. Это тот‚ кто дешево нас ценит и дорого за нас платит.

Но он не расслышал на скорости. Он думал.

– На что это похоже? Это похоже на засохшие листья‚ которые осыпались в прах‚ и нечего теперь взывать к мертвецам. На что это похоже? – думал еще. – Это похоже на старую‚ заброшенную синагогу. Никто там не бывает‚ никто не взывает оттуда к Небесам‚ а место‚ тем не менее‚ заветное. Намолено достаточно в прошлом‚ чтоб остеречься. От пагубных дел и нескромных мыслей.

– Знаете что‚ – сказал после размышления. – Не всё потеряно‚ Катамаранов. Далеко не всё.

И вздохнул с облегчением.

– А вы кто будете‚ если не секрет? – поинтересовался тот.

– Пинечке. Специалист по прошлому. Можно так сказать.

– Куда идете‚ Пинечке?

Пинечке помялся‚ поелозил на сиденье‚ сказал просто:

– Я иду к Богу.

– Ах! – зашелся Катамаранов. – Какой сюжет!.. Это я у вас возьму! Это вы мне податрите! Пушкин дарил Гоголю‚ вы мне!.. А я зато – водевильчик! Мы из этого – оперетку!..

Поперхнулся. Даже машину притормозил:

– Глыбище! Талантище! Сделаем на двоих программку? "Человек идет к Богу"! Озолотимся! Обрильянтимся!.. Сегодня это модно! Сегодня это в струю! Все идут к Богу‚ хоть и не знают точно‚ в какой Он стороне.

Догнал на стремительной машине некто горбоносый‚ саблезубый и остроухий‚ безобразный видом своим‚ пристроился рядом‚ сказал со значением из окна в окно:

– Про Бога не надо. Бога вы лучше уберите. Зачем? Только гусей дразнить. Сегодня можно – завтра неизвестно.

– Да у меня репризка‚ – заныл. – Запылилась без пользы. Человек пришел к Богу‚ а того дома нет. Где? Что? Погулять пошел.

– Катамаранов‚ – предостерег горбоносый. – Вас изолировать или сами?

– Бога мы уберем‚ – тут же согласился Катамаранов и вильнул послушным позвоночником. – А если? А так?..

– Никак‚ – повелел саблезубый. – Решительно и навсегда. Творите‚ Катамаранов. Радуйтесь своему небитию. Вы‚ Катамаранов‚ счастливы до зависти.